Высота взаимопонимания, или Любят круглые сутки
Шрифт:
– Так люблю же его! Куда мне ехать-то?! Только и остальные другие нравятся.
Она надула верхнюю губу обидчиво и продолжила:
– Мне же его жалко!
– Тебе жалко?! – закричала Валентина Ивановна. – Поэтому ты всю солдатню через себя?! А знаешь ли ты, что с ним может случиться? Оставь ты его, пусть живет. Потоскует, потом другую найдет! Нет, ты посмотри только, что ты вытворяешь!
Вера испуганно выпучила глаза и смотрела на перекошенное лицо Валентины Ивановны, боясь, что она вот-вот взорвется.
– Валечка,
Вера вытирала лицо маленьким кулачком и всхлипывала.
– Почему же не понимаю? – сказала, глядя на нее, Валентина Ивановна. – Еще как понимаю. Не понимала бы, жила бы по-другому. Радостно!
Ей захотелось пожалеть Веру, но она вышла из магазина и, ни разу не оглянувшись, пошла к автобусной остановке. Там она достала из сумки паспорт, из паспорта – заявление в загс, перечитала его, аккуратно сложила и разорвала, а клочки пустила по ветру.
Потом резко развернулась и быстрым шагом направилась к КПП.
Там она попросила позвонить в роту старшего лейтенанта Василевского и позвать его.
Василевский вышел с таким видом, будто только что разгрузил целую платформу щебенки.
– Саша, – сказала она, – то, что я попросила тебя приглядеть за мужем, пока меня не будет – отменяется! Никуда я, пожалуй, не поеду. Мы решили, что незачем деньги тратить.
Она помолчала и все-таки решила сказать самое главное:
– И вот еще, лично для тебя. Чтобы ты меньше мучился. Вера тебя любит, но чего-то ей не хватает. Подумай. Да, еще вот что, я – не настоящая жена, я-то как раз не…
Ее слова заглушил протяжный скрип железных ворот. Вот-вот должна была подойти машина командира части…
10.07.01
Издержки профессии
Поздние сумерки. Транспорт почти не мелькает по длинному проспекту в центре города. Отгулявшие и отработавшие граждане покидают прохладу неуютного слабоосвещенного воздуха.
Вдоль ограды сквера задумчиво бродит невысокая женщина в шелестящем плаще. От нее только что отошел мужчина в потертых джинсах и свитере, присел невдалеке на скамейку и ищет в карманах спички.
Несколько бродячих собак расхаживают в сторонке, поглядывая на мужчину с надеждой и злостью. Кислый фонарный свет истекает последними каплями желтизны.
Безветрие.
Мужчина тупо глядит себе под ноги и поднимает окурок сигареты, обжигает его огоньком спички и прикуривает.
Женщина посматривает по сторонам, выглядывая что-то в глубинах темного почти проспекта.
Луна пробивается не оттертым от пыли зеркалом сквозь сконфуженные тучи и, проглядывая сквозь них,
Желтый плащ женщины не застегнут, она держит руки в карманах черных широких брюк, прищуривая глаза, и скалится. Время от времени мужчина и женщина переглядываются, как будто загадывая желание.
Бесцветные глаза мужчины скорбно ощупывают освещенную полосу песочной дорожки в поисках нового окурка. Он находит его и, вскакивая радостно, подбегает и поднимает. Пальцы его дрожат, он сглатывает слюну и вдруг начинает хохотать.
– Что ты орешь? – громким шепотом говорит женщина, поворачиваясь к мужчине лицом. – Делать дураку нечего?!
– Цыц, Ирка, не бухти, – продолжая хохотать, говорит мужчина, – ты следи лучше, не отвлекайся. А то перехватять, а?
Женщина подходит ближе к нему и долго, молча и осуждающе, смотрит в глаза мужчине.
– Ты для чего здесь? Помогать или издеваться?! – чуть не взрываясь, почти кричит она все тем же громким шепотом.
– Ну ладно, ладно! – отвечает мужчина. – Иди, стой себе. Я молчу, молчу.
Показывая смирение, он на цыпочках отходит к скамейке и прикуривает снова.
– Ну, иди же, проморгаешь! – примирительно говорит он.
Женщина возвращается на свой пост и продолжает ожидание.
Две черные собаки осторожно приближаются к скамейке и садятся невдалеке, облизываясь и посвистывая.
Мимо ограды сквера проходят два милиционера, окидывают женщину внимательными взглядами и идут дальше. Она показывает им в спину язык.
Долгая ночная тишина нарушается редкими машинами и последними прохожими.
– Вот все-таки я дурак, – вдруг начинает рассуждать мужчина, – вот зачем я с тобой связался? Жил бы себе и жил, один! Рисовал бы, ведь месяц простоя… Нет вот, вляпался! Что мне, в конце концов, страдать-то от твоих психозов?
Видя, что женщина не обращает внимания на его слова, он замолкает и долго смотрит на черных собак. Их злые глаза пугают мужчину, он встает и подходит ближе к ограде.
– Слышь, Ирка, скоро уже? – спрашивает он. – А то пойдем, может?!
Из глубины проспекта появляется темная фигура. Движения ее беспорядочны и кривы. Фигура, поправляя галстук, постепенно приближается к скверу; уже видны квадратные очки на носу, небольшой чемоданчик в руке и хитрая неровная улыбка на лице. Темный костюм местами помят, а на коленях у фигуры пыльные пятна.
– Мужчина! – обращается к фигуре женщина. – Не хотите ли развлечься?!
Фигура мужчины ставит чемоданчик на асфальт, и улыбка на его лице превращается в пропасть.
– А где? – спрашивает он, и тут его неожиданно прислоняет по инерции к ограде.
– Не узнаешь? – вдруг спрашивает женщина и, обращаясь к своему спутнику, говорит. – Сеня, помоги ему!
– Ну, что, господин, узнавать будешь или что?! – вопрошает Сеня, выпрямляясь, расправляя плечи и показывая дырку на своем свитере.