Высота взаимопонимания, или Любят круглые сутки
Шрифт:
– Хотел ведь ее повеселить, дурак! Жалко мне вас всех, одиноких!
Он вышел в коридор и со страшным чувством потери стал спускаться вниз по лестнице школы, в которой отработал почти двадцать лет…
17.09.01
Последний разворот
Бородкина не спала. Словно в укор своему Васечке, который сидел на кухне и трепался уже три
– Мне на работу с утра, – бесилась Бородкина. – На работу, на целый день. А он тут валяться будет до вечера. Завтра точно что-нибудь напортачу!
Бешенство ее постепенно растворялось в наползающем сне, и, проклиная мужа и приехавшую по делам подругу, Бородкина заснула-таки, зажав в кулаке угол подушки, будто выдавливая из него сок…
Под утро что-то холодное и тяжелое залезло под одеяло рядом с Бородкиной, залезло и заговорило:
– Татьян, подвинься-то, вот развалилась тоже! Я эту твою лахудру-подружку на кухне на матрац сунул. Пусть там дрыхнет. Да слышишь ты меня?
– Да, – скрипнула Бородкина.
Васечка просунул руку ей под шею и подвинул к себе.
– Чего тебе?! – обозлилась Бородкина. – Не налялякался, что ли?
Она вывернула голову, и в свете уличного фонаря, проникающем в щелку между шторами, заглянула в глаза Васечки.
– Как ты только мог? – обиженно сказала она.
Он погладил ее по голове.
– Ой, – вяло сострил Васечка, – а что это у нас?
– Мне на работу! – ответила Бородкина. – И вообще, о чем вы там столько времени болтали?
Она отодвинулась от мужа дальше, к краю дивана.
– Да чего там, – Васечка подхватил ее голову, – дура она и есть дура. Просто человек новый. Интересно ведь, чего у них там за городом, как они вообще.
Ему ничего делать не хотелось, кроме того, чтобы уснуть.
– А ты обиделась вроде? – на всякий случай спросил он. – Подумаешь, с человеком поговорил.
– Нет, – бессмысленно ответила Бородкина, – сейчас уже нет.
Она сунула свое лицо в подушку. Он отвернулся.
– Нет, не обижаюсь, – почти неслышно проговорила она, – все уже, Васечка.
Он молчал и смотрел на кусок светлого уже неба из-под полуприкрытых век. Бородкина продолжала шептать:
– Васечка, ну, сдурила я, правда.
– А зачем вид было делать? – сонно прошептал он и совсем закрыл глаза. – Чего тебе не хватает? А вот придет кто в дом, сразу косишься. Что она, чужой человек? Твоя же…
Бородкина лениво перевернулась на спину и тоскливо сказала:
– Знаешь, Вася, если честно, мне не светит Галку неделю кормить.
– А зачем же ты ее оставила тогда? Так и сказала бы: уходи мол, места нет. А то строишь из себя.
Васечка повернул сморщенное лицо к Бородкиной
– А она ведь к тебе со всей душой!
– Она работать здесь хочет, вот и прилипла, – Бородкина нервничала, – там-то у них какая работа.
– Да, работать надо! – уклончиво заключил Васечка и почесал нос. – Дак, а кто ее возьмет, своим-то…
– Надоел ты мне! – буркнула Бородкина. – Одни обещания от тебя! Когда выполнять будешь?
Васечка надул губы и резко отвернулся.
– Стерва! – зло шепнул он. – И есть ты, и всегда ей была. Только и знаешь, как за больное место задевать!
– А ты – подлец! – завелась Бородкина. Она набрала воздуха в легкие и, привстав, громко прошептала в ухо Васечке. – Всю ночь с ней на кухне проторчал и еще смеешь меня винить! А что ты сделал? Что ты сделал?
– Замолчи! – скрипнув зубами, выдавил Васечка. – Тошно!
Он накрылся с головой одеялом и тяжело задышал.
Бородкина разнервничалась совсем, спать оставалось часа полтора, но решение она так и не смогла принять. Злоба на Васечку врезывалась острой болью в ее голубые глаза. Она почти уже сделала все, чтобы успокоиться и ничего не выяснять, но будоражащая ее ревность глушила все добрые намерения. И где-то еще бродила надоевшая до чертиков совестливость, все время мешавшая двигаться дальше, цепляющая в самые важные, решающие моменты.
Подруга Галя сопела на кухне, и это ее сопение теперь еще больше подогревало ревность и злость, доводя Бородкину до точки кипения.
А Васечка продолжал кряхтеть, укрывшись одеялом с головой.
– Что, она к тебе сама лезла? – съязвила Бородкина.
– Ты с ума сошла, Таня? – глухой голос Васечки из-под одеяла переполнился возмущением. Он открыл нос, потом все лицо и навис над Бородкиной. – У тебя с головой как вообще?
– Не пялься! – огрызнулась она. – Знаю я все!
Васечка состроил глуповатую гримасу и чуть не расхохотался в голос:
– Ну, насмешила, Таня! Ты соображаешь?
– Я ее сейчас разбужу, вместе и сообразим! – сказала Бородкина и слезла с дивана. – Мне даже интересно, как ты лихо-то!
– Таня, Таня, Таня, – быстро заговорил Васечка, – успокойся. Не надо человека будить. Пускай. Давай это… поспим!
Бородкина легла и закрыла глаза, она думала, все еще не решаясь говорить. Васечка дергал правой ногой, и диван слегка раскачивало. Бородкина представляла картину истинных событий и пыталась отыскать нужные мысли. Но все они блуждали и липкими тонкими линиями обкручивали тело; ее бросало в горячий и уже нездоровый пот.
– Когда ты, наконец, скажешь правду, а? – шепнула Бородкина и сорвала одеяло с себя и Васечки.
Он испуганно вскрикнул:
– Ты чего творишь? Дай одеяло!
– А вот шиш! Мерзни вместе со мной! – зло съехидничала Бородкина. – Или только с ней тебе нравится?
Она вытащила из-под одеяла руку, указала в сторону окна.
Белизна превратила лицо Васечки в плоский блестящий лист.
– Ты со мной так теперь! Хорошо, буду спать так! А тебе на работу пора! – захрипел он и сунул голову под подушку.