Высшая мера
Шрифт:
Юферев оглянулся по сторонам.
За его спиной какой-то невзрачный мужичок, отвернувшись к окну, не то пил пиво, не то что-то жевал, не то просто покуривал. Разговор с Якушкиным его, похоже, не интересовал. Это устраивало Юферева - то, на что он решился, лучше делать без свидетелей, во всяком случае, без активных свидетелей.
– Женщина села в машину или направилась к остановке автобуса?
– спросил он, уже не надеясь на ответ.
– Валюта!
– крикнул Якушкин, оборачиваясь к раздаточному окошку.
– Еще пивка, будь
– Как ее зовут?
– И орешки тоже… Один пакетик! Нет-нет, арахиса не надо, только фисташки! Они менее жирные и более соленые!
– Якушкин посмотрел на Юферева с веселой неуязвимостью.
– Как ее зовут?
– Кого?
– Женщину, с которой ты вчера познакомился возле своего дома.
– Юферев тоже улыбнулся, но губы плясали, и бледность, совершенно непривычная бледность покрывала его лицо. Будь Якушкин поумнее, будь ближе знаком с Юферевым, он бы спохватился, понял бы, что уже перешел границу допустимого. Но, видимо, жизнь его баловала, не сталкивала с людьми, способными на нечто неожиданное.
– Она тебе понравилась, капитан?
В ответ Юферев улыбнулся еще шире и, захватив в кулак волосы на затылке Якушкина, изо всей силы ткнул его лицом в бумажный стаканчик. Парень взвизгнул, попытался вырваться, но Юферев опять ткнул его лицом уже в раздавленный стаканчик, в стол, хорошо так ткнул. Якушкин заорал, задергался, но короткий резкий удар заставил его замолчать.
Краем глаза Юферев видел широко раскрытые глаза девицы в раздаточном окошке, так и не обернувшегося мужичка в дальнем углу забегаловки, но все это уже не имело для него значения
– Как ее звали?
– прошипел он.
– Как ее звали?
– И было, все-таки было что-то такое в глазах Юферева, что Якушкин начал, кажется, понимать, как можно себя вести, а как вести себя нельзя ни при каких обстоятельствах.
– Не знаю… Говорю же, не знаю!
– попытался было распрямиться Якушкин, но Юферев снова ткнул его лицом в пивную лужу.
– Адрес?
– Не знаю.
– Села на автобус или в машину?
– Красная «девятка».
– Красная «девятка»?
– удивился Юферев.
– Красных «девяток» не бывает.
– Красная «девятка»!
– пускал пивные пузыри Якушкин.
– Как ее звали?
– Наташа. Наташкой назвалась!
– Фамилия?
– Не сказала… Я и не спрашивал… Не говорят фамилию, когда знакомятся! Ты что, капитан, никогда не знакомился с женщинами?
– Приметы?
– Что?!
– Хромая? Кривая? Рябая?
– На щечке родинка… А в глазах…
– Что в глазах?! Отвечай, подонок! Что в глазах?!
– Любовь, капитан, - улыбнулся Якушкин окровавленными губами.
– На щечке родинка, а в глазах любовь… И отвали!
– В какую машину села?
– «Девятка», капитан, красная «девятка»… Тебе такой никогда не иметь!
– Якушкин дерзил, пытаясь хоть этим подкрепить свое достоинство в глазах продавщицы, ставшей невольной свидетельницей его позора.
–
– Нигде… Не захотела она со мной встречаться. Сказала, в центре увидимся, в самом центре.
– Что она имела в виду?
– А черт ее знает… Сказала со значением - в самом-самом центре.
– Узнаешь, если встретишь?
Якушкин все еще стоял, уткнувшись лицом в стол, и только когда начинал что-то говорить, Юферев чуть отпускал его, позволял приподнять голову.
– Повторяю - узнаешь?
– Даже на ощупь, капитан… Говорю же - на щечке родинка.
– На левой, правой?
– Отпусти!
– Отвечай, подонок!
– Отпусти, не могу сообразить!
Якушкин разогнулся, с ненавистью посмотрел на Юферева глазами, залитыми пивом, потряс головой, оглянулся по сторонам - нет ли поддержки, нет ли свидетелей, которые рассказали бы всем, как издеваются над ним, как унижают его человеческое достоинство…
– Отвечай!
– третий раз повторил Юферев.
– Когда я смотрел на нее… Родинка была справа…
– А потом она что, переместилась влево?
– не понял Юферев.
– Ты тупой, капитан… Если я видел родинку справа, значит, она на левой щеке.
– Родинка нарисованная?
– Вроде настоящая.
– И волосы настоящие?
– И волосы… В порядке телка.
– Сколько лет?
– Где-то между двадцатью и тридцатью.
– Точное попадание, - проворчал Юферев, отпуская Якушкина.
– Завтра придешь ко мне в кабинет… Здесь недалеко… На Парковой. Знаешь?
– Знаю.
– Будем составлять протокол и оформлять твои воспоминания по всем правилам юридической науки. Понял?
– Понял.
– Не придешь - доставим силой.
– Если найдете… - проворчал Якушкин.
– Найдем. Всероссийский розыск объявим, а найдем. Никуда тебе, мой миленький, не деться! Никуда!
– Сказал слепой, посмотрим, - проворчал Якушкин и, взяв из рук продавщицы бутылку пива с бумажным стаканчиком на горлышке, тут же налил, но сразу выпить не смог - пена полилась через край, и он вынужден был еще схлебывать ее, чтобы добраться до пива. Смахнув пену с губ вместе с кровью, Якушкин повернулся к Юфереву.
– Теперь ты понимаешь, капитан, почему я не люблю разговаривать с вашим братом?
– А ты? Понимаешь, почему наш брат не любит таких, как ты? Вот мы и объяснились, миленький ты мой!
Выйдя из душноватой забегаловки, Юферев направился к ближайшей скамейке, одиноко и покинуто стоявшей у автобусной остановки. Он расположился на ней так, чтобы видеть и забегаловку, и подъезжающие автобусы, и прохожих.
Некоторое время на его глазах ничего интересного не происходило. Подошел автобус, несколько человек вышли и тут же разошлись в разные стороны.
Потом из забегаловки вышел мужичок, молча стоявший в углу со своим пивом, и свернул во двор дома. Через некоторое время оттуда выехал красный «жигуленок».