Высший пилотаж киллера
Шрифт:
– Как с инвестиционными фондами.
Она нетерпеливо мотнула головой. Мой любительский комментарий не пришелся ей по вкусу.
– У тех все было построено по принципу пирамиды. А тут явное мошенничество с желанием урвать и удрать, не оглядываясь. И это у наших воришек получалось очень часто, потому что даже в наших судах трудно было доказать факт мошенничества, а сделки в целом не страховались.
Я покрутил головой.
– И каковы были суммы?
– По моим представлениям, сотни миллионов. Но на самом деле, скорее всего миллиард. Зелеными деньгами, конечно.
– У нас есть мошенники
– Потому что финансовые круги – не та среда, где скандал в принципе может быть громким. Любая, повторяю, любая без исключения инвестиционная компания лучше спишет десять миллионов, чем открыто признается, что ее обворовали на сотню тысяч. Потому что это ставит под сомнение ее надежность, а надежность – единственный товар, которым они, в сущности, торгуют.
– Значит, так, если я правильно понял, у нас есть мошенники, которые прикидываются консультантами. Они по сговору или по изначальному плану договариваются с подставками, которым легко исчезнуть с горизонта, проводят некие инвестиционные суммы на счет наших воришек, засвидетельствовав лживую надежность перед простодушными западниками, а потом делят куш. И никто их даже не пытается ловить?
– Переводят, а не проводят, и не суммы, а фонды… Ну да ладно. В целом, для неспециалиста, вы правильно понимаете проблему.
Я подумал, потом еще раз взвесил полученную информацию.
– Сотни миллионов зелеными? И никому из наших нет дела?
Она кивнула.
– Вот поэтому инвестиции с Запада и не пришли к нам. А если пришли, то так, что эти деньги почти всегда можно вытащить назад, на Запад, а это уже не может понравиться даже нашим дилетантам в правительстве.
– И теперь этим решили заняться, но прикинувшись, так сказать, частным чайником? Очень интересно! – Я снова подумал. – Но это невозможно сделать без серьезного чиновничьего прикрытия.
Она чуть-чуть усмехнулась.
– Ну, как правило, они тоже в доле. Только в маленькой, не всегда равноценной даже тем подписям, которые ставят на иные из подтверждающих бизнес фальшивок.
– Вот это да! А ведь статью под такое не сразу подберешь. Под мошенничество не очень подходит, потому что заведомую лживость информации очень трудно доказать, все спишут на ошибку или недостаточный анализ… Да это лучше, чем устроить казино!
– Я и говорю, через наши суды это не проходит. У судебных просто не хватает умения понять проблему. Они налоги-то собирать не научились.
Я понял, что она имела в виду. Но теперь следовало двигаться дальше.
– А как все-таки это соотносится со смертью Веточки?
Аркадия пожевала губами, как старушка.
– Мне кажется, именно этой проблемой занималась Веточка перед смертью.
– Вы уверены?
– Я сама предложила ей исследовать этот тип преступлений.
Я напрягся.
– На примере Прилипалы?
И тут Аркадия потерялась.
– Не знаю. Не уверена. Через Прилипалу она могла выйти на десяток других, мелких и средних, фирм.
– Но вы ведь говорили, что тут важен консультант. А это место может занимать только Прилипала?
Аркадия еще раз подумала.
– Я всего лишь описала вам общую схему. А подробности могут быть разными.
– Значит, ее могли… задействовать и со стороны?
Аркадия кивнула.
– Боюсь, я вам не очень помогла.
– Конкретно вы ничего больше не хотите мне сообщить? Например, из этого файлера?
Она похлопала его кончиками пальцев.
– Это мои заметки примерно по двум десяткам дел, которые имели все признаки фальшивых банкротств или вульгарного воровства сразу после получения крупных западных вливаний. Но это ничего не доказывает. Кроме того, что опасность превратиться в выжженную пустыню в плане инвестиционной помощи реально существует.
Красиво это звучало. Оказывается, финансисты тоже могут быть романтиками. Я встал. Но у двери оглянулся и спросил, глядя на милое, тонкое лицо этой прожженной бизнесвумен, неожиданно открывшей новый способ… даже новый тип преступления. И способной заткнуть за пояс многих из наших прохиндейских академиков.
– Почему вы сразу мне об этом не сказали?
Он опустила голову, но все-таки ответила:
– Я надеялась, что ее смерть была связана с какой-нибудь уголовщиной. Например, с этими вашими сатанистами. В противном случае слишком однозначно получалось, что это я толкнула Веточку на смерть.
Я поверил, что она говорит правду.
– И все равно, если бы раньше…
– Я не хотела вам мешать. – Она подняла голову, я видел перед собой твердого, как сталь, финансиста. – Как только вы пришли к этой идее, я сразу все рассказала.
Это опять же было правдой. Мне почти не пришлось давить. Я повернулся и ушел. Но спокойнее от этого мне не стало. Наоборот, стало хуже. Потому что именно теперь стало немного понятнее, почему именно наш отдел занимался этим делом, почему выбраны все эти способы маскировки, и почему мне об этом так мало рассказали с самого начала. Я до всего должен был дойти сам. И определить, есть тут финансовое преступление или простая уголовщина случайно совпала с сатанистами или с чем-то еще.
Но я теперь думал, что простой уголовщины в этом не было ни на гран с самого начала. И от этого начал переживать. Потому что это дело могло оказаться мне не по зубам, как Комарик и обещал мне, когда разговаривал по телефону.
Да, это вполне могло оказаться мне не по плечу. Потому что здесь начинала светить во все прорехи политика. Или финансовая политика. А это уже – очень сложно.
Но если не мне, то кому же?
Глава 51
Довольно скоро после этого разговора мне доставили материалы по Комарику. Когда из машины выволокли четырнадцатую папку, я не выдержал и попросил дать мне только первую и последнюю, а остальные свалить в прихожей. Это было довольно по-барски, но курьер, высокий, сильный парень, видимо, в обычных условиях за словом в карман не лазающий, посмотрел на меня и увидел что-то такое, что заставило его ничего не высказать мне, а сделать так, как я просил.