Выстрел на Большой Морской
Шрифт:
— Ладно, Иван. Пойду искать дальше. Если услышишь что — не сочти за труд передать через Верлиоку.
— Куда ты сейчас пойдёшь? Поздно уже. Переночуй у нас!
— А ты уверен, что меня спящего не зарежут? После такого разговора с Гурием…
Ванька-Пан смутился.
— Дать провожатого? А то у нас пошаливают.
Лыков усмехнулся:
— Им же хуже будет. А то пройдёмся вместе, покажешь мне дом, в котором Наполеон останавливался. Давно хочу на него посмотреть.
— Это вон там, на горе. Но темно сейчас, ни черта не увидишь.
— Ну, тогда бывай. Помни наш разговор.
Глава 24
Поиски продолжаются
Алексей пришёл в Шиповский дом под утро. Верлиоки в комнате не было, и он завалился спать на его постель.
Через пару часов сыщик проснулся от энергического потряхивания за плечо. Открыл глаза — над ним стоял комендант и с усмешкой его разглядывал.
— А? Что? — спросил Алексей спросоня.
— Да на фонарь твой любуюсь. Кто это тебя так?
— Хапиловские.
— Вот! — Верлиока нравоучительно поднял палец. — Думалось попить да попеть, ан плясать заставили! А ведь я говорил…
— Ну, там по-ихнему-то всё ж не получилось… Прахоря [109] на мне и часы с цепочкой тоже. Однако ребят своих я не нашёл. А нынче ночью заходил в Дорогомилово, там всё прошерстил, и с тем же успехом.
— Ты был у Гурия Осмачкина?
— Да. Набил ему, дураку, морду. А также его телохранителю Ослябе с парой других глотов. И медведь костоправ, да самоучка…
109
Прахоря — сапоги (жарг.)
— Вот это славно! — «иван» даже сел на стул и хлопнул себя по ляжкам. — Жалко, я не видал! Они нас о прошлом годе… тово…
— Слышал. В казармах этим весьма гордятся. Говорят, что утопили чужаков в Москва-реке.
— Верно говорят: двое моих насмерть утонули. Мы с тех пор туда и не суёмся. Слышь, Алексей! Поступай к нам на службу! Можно будет тогда всю Москву привести к повиновению. Ты вот человек чужой, приезжий. И ходишь бесстрашно один по тем местам, в которых я и с охраною боюсь показываться. Удивительно!
— Нет тут ничего удивительного. По мне сразу видно: человек зашёл ненадолго, по делу. Узнает, что ему требуется, и уйдёт, больше вы его и не увидите. Я туземцам не враг, потому и кончается всё благополучно. Ну, дали друг другу по мордам, да и разошлись… А ты? Тебе же надо покорить, завоевать, наложить оброк. Вот и получаешь отпор. Нет! Я человек вольный, не продаюсь никому. Найду Дубягу, облебастрю дело и укачу обратно в Питер.
— Где же теперь станешь его искать? В Арженовке, я узнавал, рыжего твоего тоже нет.
— Тогда осталось лишь одно место — Даниловские каменоломни.
Верлиока поёжился.
— Это в семь раз хужее Хапиловки. Подумай ещё разок!
— Уже подумал. Напиши лучше «рапорт» к тамошним обитателям.
— В Даниловке моим «рапортом» одно место подотрут. Там никого не почитают.
— Не пойму я этого. Вы фартовые, они фартовые. Случись что, на одной цепи по этапу пойдёте. Как они могут вас отрицать?
— Да вот могут. Там народ чванливый. И имеют
— В Дорогомилове тоже пещеры есть.
— Есть. Только в пять раз меньше. И входят они в черту Москвы. Но даже и там полиция ничего не может поделать. А уж в Даниловке… Тишь да гладь. На делопроизводство они к нам ездят, а под утро к себе возвращаются. Мы, конечно, этому не радуемся, но ничего поделать нельзя.
— Почему?
— А потому что, ежели сами попадём в лаванду, к ним же явимся укрытия просить. И тоже тогда сделаемся даниловцами. Поэтому с ними никто не ссорится: не плюй в колодец!
— Как же мне с ними объясниться?
— Не знаю. Попробуй придти к Душкину и там поговорить с местными. Они, если захотят, передадут твой вопрос под землю.
— А если не захотят?
— Денег посули.
— Как я проверю, что там действительно искали? Возьмут мою соргу, пропьют, да ещё и посмеются над дураком.
— Это запросто.
— Но хоть кого-то из видных даниловцев ты знаешь? Чтобы я, при случае, мог сослаться.
— Ничего не даст! Ну, знаком я с одним, Сила Смеюхин по прозвищу Кабысдох. В банде Ивана Чуркина есаулом служит; большой человек! Мы были приятели, в одной камере на «бекасов» охотились [110] , вместе с этапа деранули. Только Сила теперь возвысился, мелкоту навроде меня не замечает.
110
«Бекасы» — клопы (жарг.). «Охота на бекасов» — старинное арестантское развлечение в камере.
— Ты «иван», Анчутка отдал тебе половину Садового кольца. Какая же ты после этого мелкота?
— Для них и сам Беспятый ничего не весит, не то, что я. Там другая табель о рангах. Много на Москве лихих людей, известных дергачей, мокрушников, хомутников; и среди беглых о-о-чень серьёзные люди имеются. Однако самый цвет, наивысшего сорта головорезы — в Даниловке. Столбовое, так сказать, уголовное дворянство. И ежели к примеру я, Верлиока, не последний здесь человек, приду туда и попрошусь под землю — не знаю, что получится. Может, примут в шепёрки [111] , а может, и нет…
111
Шепёрка — шестёрка (жарг.)
— Ладно, схожу к Душкину, попробую.
Но вместо даниловского «пчельника» Лыков отправился на Самотёку и вызвал к себе Эффенбаха. Тот смог приехать только к вечеру.
— Скажи, как мне проникнуть в Даниловку?
Начальник сыскного отделения развёл руками:
— Понятия не имею. Все нити, вроде бы, ведут в трактир Душкина. Тот парень тёмный: маклак, беглых укрывает… Дважды мы его забирали, и дважды суд выпускал его «в сильном подозрении». Агентура там невозможна.
— Ясно. Тогда послушай одну историю.