Выученные уроки
Шрифт:
Я уже даже не говорю про то, что он Малфой. Ладно, вру. Конечно, я с этого даже и начну. Она нафиг спятила? О’кей, ладно, у нее были определенные странные проблемы с психикой, но это? Это уж чересчур. Это Скорпиус на хрен Малфой! Я не знаю, насколько вы разбираетесь в законах Уизли, но правил там не слишком много. Одно правило точно существует в любом случае: Малфои — это зло. Ну, я понимаю, это уже немного наигранно, и нет, они не говорят такого на самом деле. Но мы знаем. О, мы знаем. Это одно из негласных правил: что-то, о чем не говорят, но лучше уж вам подчиниться.
Роуз,
До конца каникул остается пара дней, и я уже более чем готова вернуться в школу подальше от всего этого. Хотела бы я, чтобы мои братья не были такими истеричками и повели себя нормально хоть раз, может быть тогда я не была бы так несчастна здесь, в этой тишине. Это раздражает, и я это ненавижу. Это продолжалось постоянно, так что я более чем немного шокирована, когда из своей комнаты появилась мама и спросила, не хочу ли я сходить за покупками.
— За какими покупками? — скептически спрашиваю я.
— За одеждой, конечно! — говорит она со смехотворным фальшивым энтузиазмом, который сразу же мне подсказывает, что это ловушка.
Но все равно я обожаю покупки.
Мы оказываемся в магловском Лондоне, что меня вполне устраивает. Я рада, что, когда мама сказала «одежда», она имела в виду одежду, а не мантии. Я чувствую близкую привязанность к магловской одежде и чем дороже, тем лучше. В Лондоне полно самых роскошных магазинов в мире. Каждый знаменитый дизайнер на свете держит тут магазин, и я абсолютно точно это обожаю. Я могу часы проводить, просто ходя вокруг магазинов и глядя в витрины, но конечно, когда я покупаю вещи, я еще счастливее.
На самом деле я просто в эйфории!
Мама обычно не любит делать со мной покупки в этих местах. Она считает их слишком экстравагантными и любит бросаться словами вроде «слишком потакает» и «испорченная». Но иногда, время от времени, мы вместе транжирим деньги и устраиваем такой магазинный кутеж. Очень редко.
Похоже, сегодня один из таких случаев.
— Как тебе это? — спросила я, выходя из примерочной Koh Samui, моего самого любимого места на земле. Я до сих пор помню, как впервые тут побывала. Мне было шесть, и конечно, за мной приглядывала тетя Флер (кто бы еще привел меня в магазин вместо парка?). Я влюбилась, а сейчас я на нем просто помешана.
— По-моему, оно старовато, — мрачно сказала мама.
— Старовато? Мам, Френчи Маклюр — одна из самых новых восходящих звезд дизайна в городе!
— Не дизайн, Лили. Это длина тебя старит. Ты в ней выглядишь на двадцать.
— И? — я полюбовалась собой в зеркале во всю стену. — Что с этим не так?
—
— Через две недели мне будет четырнадцать.
Ее это даже не развлекло.
— Следующее.
Я закатила глаза, но не стала утруждаться и спорить. Вместо этого я бросилась назад в примерочную, аккуратно сняла первое платье и надела второе. Это винтажный дизайн, и конечно, это значит, ни у кого в школе такого не будет, У Триши Панабекер такого не будет, и это ее совершенно взбесит, когда она меня в нем увидит. Конечно, у меня нет ни малейшей идеи, куда я могу надеть такое платье в школе, но уверена, что я что-нибудь придумаю.
Оно сидит идеально, и я не могу не улыбаться своему отражению. Я не люблю думать, что я тщеславная, но думаю, что я хорошенькая. И я как бы люблю зеркала. Ал говорит, что я не могу ложкой воспользоваться без того, чтобы не посмотреться в нее. Да, это ужасная привычка, конечно, но я не думаю, что могу что-то с этим сделать.
Похоже, мама одобряет это платье куда больше предыдущего. Она улыбается мне, когда я ей его демонстрирую, крутясь на месте и показываясь со всех сторон.
— Ну? — жадно спросила я. — Что ты думаешь?
— Я думаю, оно красивое, — честно отвечает она. — Тебе оно нравится?
— Я его обожаю, — серьезно сказала я, настолько счастливая от того, что наконец-то мне по размеру взрослая одежда (взрослая одежда маленького размера, но все равно), которую я теперь могу по-настоящему примерить, а не просто смотреть на нее и прикидывать, какие сумочки и украшения к ней подходят. Мама посмотрела этикетку, и ее глаза немного округлились:
— Четыреста фунтов? Лили, оно даже не новое.
— Это винтаж, — тут же поправила ее я. — И это значит, что ни у кого такого нет, мам. Пожалуйста? — я посмотрела на нее своим самым жалостливым взглядом, добавляя трепетание ресницами. Если бы папа был здесь, у меня уже сейчас было бы платье, туфли и подходящая сумочка.
А вот с мамой труднее. Может быть сегодня она в очень подарочном настроении, потому что она, наконец, уступает и велит мне снять платье, потому что она его покупает. У нее явно какие-то скрытые мотивы, но я не могу заставить себя об этом волноваться, так что снимаю платье, осторожно вешаю его назад на вешалку и надеваю джинсы. Я почти взвизгнула, когда выскочила из примерочной и протянула его. Мама рассеяно взяла платье, разглядывая туфли на довольно высоких каблуках для себя.
— Не надо, — серьезно сказала я. — Ты никогда не сможешь на них нормально ходить.
Она прямо посмотрела на меня, потом сузила глаза и, поддразнивая, толкнула:
— Я умею ходить на каблуках, вот увидишь.
— Не на таких.
Мама закатила глаза, и мы пошли к прилавку, но по пути я уговорила ее на парочку сережек и подходящий к ним браслет, которые идеально подходили к платью. По дороге из магазина я испытала просто приступ любви к своей маме (наверное, вызванный товарами на четыреста шестьдесят фунтов в моей сумке). Я схватила ее за руку и крепко обняла.