Выученные уроки
Шрифт:
Чудесно. Давайте уничтожим планету и отберем еду у голодающих детей Африки.
— Сто двадцать — сорок, Падлмер, — папин голос звучит грустно, и я не перестаю удивляться, почему он вечно разочарован. Пушки никогда, никогда ничего не выигрывали и не выиграют — тогда почему каждый проигрыш для него такой сюрприз?
Я вгрызаюсь в яблоко, и папа замечает:
— Ты знаешь, что это нельзя есть, — лениво произносит он. Я пожимаю плечами, а он слишком поглощен квиддичем, чтобы настаивать.
— Наконец-то! — распахивается дверь,
— Невероятно! — она яростно качает головой, и несколько шпилек из ее прически полетели Лэндону прямо в лицо. — Я обыскала весь этот чертов дом в поисках туфли, а ты тут слушал квиддич?
Ну, я же говорила. Предсказуемая.
— Вот, — она всучивает Лэндона отцу. — И постарайся доставить своего сына в дом своих родителей, не заглядывая по дороге на квиддичное поле.
Папа закатывает глаза (предварительно отвернувшись, конечно же) и несет Лэндона назад в гостиную. Знаю, он предпочел бы быть на матче Пушек вместо того, чтобы ехать к его родителям. Черт, да даже я бы предпочла, а ведь я не болею за эту кошмарную команду.
Мама, наконец замечает меня и сгоняет со столика:
— Я только закончила уборку! И где ты взяла это, из вазы? — она смотрит на мое полусъеденное яблоко.
Я бросаю его в мойку.
— А других яблок у нас даже и нет, — напоминаю я.
Она смотрит на меня так, будто хочет меня шлепнуть, но конечно она этого не делает. Лишь велит мне отправляться в Нору, сама же вытаскивает яблоко из мойки и бросает его в мусорную корзину.
Я делаю, как она сказала. Папа и Хьюго уже ушли, так что я беру горсть Летучего Пороха и бросаю в камин. Огонь становится по-слизерински зеленым, я вхожу в него и без особого энтузиазма говорю:
— Нора!
Вываливаясь в гостиную дома моей бабушки, я пытаюсь стереть золу с лица, надеюсь — удачно, но зеркала поблизости конечно же нет, так что я не могу сказать точно. Бабушка ловит меня почти немедленно и сжимает в медвежьих объятиях так крепко, что секунду я не могу дышать. Наконец, она меня отпускает, и помогает стереть пепел со щек.
— Ох, Роузи, милая, — ласково говорит она, отлично зная, что я ненавижу, когда меня зовут Роузи. Она улыбается такой фальшивой улыбкой, какой умеют сиять только бабушки. — Ты выглядишь просто прелестно. Но ты не думаешь, милая, что юбка коротковата?
— Я не виновата, бабушка, — отвечаю я таким же неестественно невинным голоском, каким был высказан ее комплимент. — Просто они не делают юбки для девочек с длинными ногами.
— Ах, милая! — она качает головой. — Может, я сошью тебе что-то, что тебе понравится?
— Конечно! — радостно отвечаю я и мчусь прочь.
Черта с два.
На кухне хорошо пахнет, когда я прохожу через нее, так что я вспоминаю, почему
Я прохожу на задний двор, пытаясь найти хоть кого-то кроме моих родителей или бабушки с дедом, чтобы поговорить. Строго говоря, я ищу одного человека, но натыкаюсь на Хьюго и Лили, которые уже устроились под деревом. Они склонились над книгой и выглядят очень подозрительно.
— Что это вы тут делаете? — спрашиваю я, пытаясь разглядеть, что за книга их так захватила.
Лили тут же захлопывает ее и прижимает к себе:
— Не твое дело! — с ненавистью отвечает она.
— Ох, да остынь, Лили.
— Не говори мне “остынь”! — Лили яростно вскакивает, и я снова задаюсь вопросом, почему она такая стерва. Было время, довольно давно, когда она меня боготворила, думала, что я самая крутая на свете, но сейчас она такая же противная, как Хьюго.
Она мне больше нравилась, когда она мне поклонялась.
— Ой, а что же ты сделаешь? — с притворным ужасом спрашиваю я. — Побежишь к мамочке с папочкой?
Я знаю, что она ненавидит, когда с ней разговаривают, как с маленькой. Это ее страшно бесит. Папа говорил, что тетя Джинни была такой же. Младшей сестрой в семье мальчишек, как Лили, и папа говорил, что не было способа разозлить ее лучше, чем разговаривать с ней, как с младенцем. На ее дочь это тоже отлично действует.
Лили окидывает меня презрительным взглядом, продолжая прижимать к себе эту идиотскую книгу.
— Пошли! — командует она Хьюго, продолжая смотреть на меня. Он быстро поднимается и послушно бредет за ней. Просто ужасно, что они кузены, потому что Лили не найдет другого парня, который будет так безоговорочно ее слушать. И неважно, что она жутко красивая.
Я смотрю, как они уходят в другой конец двора, скрываясь за холмом. Их так приятно доставать, что я даже не чувствую себя виноватой.
Звук открывающейся и закрывающейся двери привлекает мое внимание и — вот и он. Человек, которого я и ищу в первую очередь. Ал идет со своим старшим братом, и они говорят о чем-то своем. Это начинает раздражать, решила я, что все вокруг меня о чем-то болтают, и только я одна-одинешенька. Я вытягиваю ногу, когда они проходят мимо, и Ал тут же об нее спотыкается, хоть и не падает.
— Бля, Роуз! — говорит он, выпрямляясь и нервно оглядываясь по сторонам. Взрослых не видно, так что он в безопасности.
Я широко улыбаюсь:
— Что за выражения, префект?
Джеймс фыркает, а Ал краснеет. Теперь я почувствовала себя лучше. Может он и избежал рыжего проклятья Уизли, но проклятье уизлевского смущения действует. Так только справедливо.
— Перестань, — серьезно говорит Ал. — Я об этом не просил, сама знаешь.
Джеймс снова смеется, и я закатываю глаза.