Выжить и не сойти с ума. После потери ребенка ; Ты будешь мамой. Как забеременеть, если долго не получается ; Хочу ребенка! Как быть, когда малыш не торопится
Шрифт:
Изгои нашего времени*
В группе взаимопомощи родителям, потерявшим детей («Перерождение»), Светлана Старкова затронула актуальную тему – ощущение исключения из мира и общества после смерти ребенка.
У меня тоже был подобный опыт. Этому поспособствовал скандал в прессе, где меня обвиняли в шарлатанстве и убийстве собственной дочери.
Вспоминая об этом, я
Я оказалась в индивидуальной капсуле собственного горя. Вокруг были люди, их было немного. Мне никто не писал. Потому что я закрыла социальные сети, так как журналисты копировали оттуда фото и видео меня и моих детей. И показывали это потом в своих «сюжетах». Потому что моя бывшая партнерша по бизнесу сказала меня не беспокоить.
В итоге было ощущение, что меня оставили все. Хорошо, что позже я прояснила с несколькими друзьями, где они были в тот момент и все это время. Кто-то из них попросил прощения. А кто-то числится в списках «пропавших без вести» вот уже почти два года.
Недавно я поняла, что больше принимаю смерть дочери на данном этапе, чем то, что мир меня бросил в такой момент. Возможно, я уже проработала часть горя по первому поводу. И сейчас передо мной стоит задача отработки процесса горевания по второму.
У меня была даже не подруга, а хорошая знакомая в Барселоне. Когда-то она тоже подверглась хейтингу и буллингу в соцсетях по поводу своей профессиональной компетентности. А после переезда в Испанию я поддержала ее в наших местных группах.
Особенностью русскоязычных диаспор в Западной Европе является повышенная агрессивность и нежелание принимать новичков без боя. Нужны рекомендации. Я тогда дала свои. И была очень удивлена, когда после произошедшей трагедии эта знакомая пропала из поля зрения. Я даже проверяла сообщения: ни одного письма, ни слова, ни полслова.
Меня не удалили из друзей, но удалили из жизни.
Еще одним поводом для удивления было то, что знакомая – достаточно известный психолог. В плюс к тому, что она переживала подобную агрессию и клевету со стороны прессы.
Не знаю, что произошло с ней. Какое-то время я хотела это понять, но потом оставила попытки. Возможно, мы когда-нибудь сможем об этом поговорить. Если у меня и у нее одновременно возникнет такое желание. Случай не был эксклюзивным.
Пропало около 90 % людей из моего окружения. Рядом реально оказались единицы. И даже те, кто остался, иногда не выдерживали в последний момент.
После трагедии мне негде было жить. Квартиру опечатала полиция. Рядом со мной была бывшая клиентка. Удивительно, что была вообще она: очень занятая деловая женщина, глава компании и плюс к этому многодетная мама. Когда стало понятно, что уже завтра мне негде будет жить, она предложила занять одну из комнат в ее большой квартире. Я была рада такому предложению.
На следующий день надо было переезжать. Но оказалось, что переезжать
«Знаешь, мой муж против, чтобы ты остановилась у нас. Место есть, но мы переживаем за реакцию детей. Вдруг они узнают, что произошло с твоими детьми, и у них будет болезненная реакция?»
Болезненная реакция тогда случилась у меня, так как надо было срочно решать, куда же переехать, так как вариантов не было.
В итоге я прожила следующие две недели у совершенно незнакомой мне до этого женщины, которая по вечерам могла, выпив вина, звонить подругам и громко рассказывать раз за разом, что я живу у нее: «А что делать? Не могла же я отказать. Да, я знаю, в прессе пишут, что это опасно. Но не выгоню же я ее на улицу!»
Потом я жила около месяца у другой бывшей клиентки и ее мужа. Они выдержали дольше всего. Обычно люди рядом выгорали за три дня, а эти чудесные люди продержались три недели.
Я благодарна им за терпение до сих пор. Именно они были рядом в самые трудные моменты. Но потом меня попросили поискать другое место. А другого места у меня не было.
В тот период мне написала давняя подруга, живущая в Сибири, но в Испании у них с мужем был дом для отпуска. Мы с дочерью гостили там каждое лето. Сын подруги очень дружил с моей Каролиной.
Подруга написала, что я могу к ней приехать и пожить у них. Когда подошел срок покупки билетов на поезд для переезда, я спросила, будет ли удобно, если я приеду прямо сейчас, или лучше приехать на день-два позже. Подруга не ответила. Я написала через день еще раз. Тишина. Сообщения читались, но мне никто не отвечал. Я попробовала позвонить. Трубку не брали.
Я поняла, что этого варианта в моей жизни больше нет. Как и подруги. Надо было искать, где жить дальше.
Я благодарна всем этим людям. Они сделали все, что могли. А другие люди просто пропадали.
Почему так происходит?
Есть сторона горюющего родителя, то есть мы с вами, и есть сторона окружения или свидетелей. Со стороны свидетелей при приближении к трагедии потери ребенка начинают активироваться собственные страхи, программы и недопрожитые процессы горевания.
Подобное активирует подобное.
Обратите внимание, мои знакомые боялись не меня, они начинали испытывать тревогу за своих детей, отношения, состояние и судьбу. Им становилось страшно и больно за себя. И срабатывал инстинкт «бежать».
Потому что свое всегда болит больше всего.
С нашей стороны тоже происходит закрытие границ. Мне хотелось говорить, общаться, но раз за разом я травмировалась об общение. Я чувствовала непонимание, неуместность и вселенское одиночество.
Часто в остром горе хочется говорить только про ушедшего. Но кто же это будет выдерживать?
Хорошо, что есть психологи и психотерапевты. И мои друзья, которые шесть часов слушали по кругу историю о том, как я получала тело дочери в Институте судебной медицины Каталонии, и четыре часа подробные инструкции, как правильно меня похоронить в день после похорон дочери.