Выжжено
Шрифт:
Правда, все товары стоили на несколько центов дороже, но качества были хорошего. И без лишней нервной нагрузки и мук выбора. Сделал один круг – и в принципе купил всё, что тебе нужно.
Старая женщина улыбнулась, когда Доротея однажды сказала ей об этом.
– Я беру всех товаров по два сорта – самый дешёвый для тех, кому приходится экономить, и самый лучший для остальных. Большего выбора человеку и не нужно.
С этого момента они стали разговаривать всё больше. Однажды женщина спросила Доротею, не она ли теперь живёт в том доме на горе.
И Доротея узнала историю своего дома.
Построен он был ещё в
– Госпожа Анштэттер – его дочь, – объяснила старуха. – Она унаследовала дом. Но ей к тому времени было лет двадцать; выросла она не здесь.
– Меня удивило, что они его продают, – призналась Доротея.
Старая госпожа Бирнбауэр кивнула.
– Да, это странно. Вроде как им нужны были деньги. Но её муж инженер, хорошо зарабатывал. И на эти деньги они опять же купили имение, как говорят. Так какой же смысл? – Она принялась поправлять баночки на полке. – Очень странно.
Раньше Вернер по вечерам уходил, чтобы встретиться с друзьями. Теперь он стал приглашать их к себе. Поначалу Доротея думала, что он делает это ради неё, но потом увидела, как он наслаждается этими вечерами, как он горд, что может «изобразить хозяина замка». Вернер был общительнее её, и она за него радовалась: здесь ему удавалось не только поддерживать старые контакты, которые много для него значили, но и завязывать новые. Так и она познакомилась с некоторыми его коллегами.
Вскоре это вошло в привычку: утром Вернер тяжело вздыхал и говорил:
– Кстати, если ты ничего не имеешь против, я бы пригласил кое-кого…
Так она познакомилась с Зигмундом Мюллером и его женой Маргит.
Дом на обоих произвёл впечатление – его местоположение, вид и прежде всего покой.
– Боже мой, какая тишина! – то и дело повторял Зигмунд. – Не знаю, как бы я выдержал столько покоя.
Пришёл Юлиан, воспитанно пожал обоим гостям руки и снова исчез.
– Мы действуем подкупом, – ухмыльнулся Вернер. – Он получит большую упаковку рыбных палочек. С майонезом.
Зигмунд кивнул.
– Почти как у нас в отделе продаж.
Они ели за красиво накрытым столом у окон с видом на бескрайнюю равнину, залитую закатным солнцем.
– Просто вид на Аутланд, – восхищённо сказала Маргит.
– Что это за страна такая? – спросил её муж.
– Аутланд. Толкиен. «Властелин колец».
Он понимающе кивнул.
– Я не читатель книг, вы знаете? – обратился он к Доротее и Вернеру.
– А тебе бы не повредило, – заметила Маргит. – Времени у тебя достаточно: сколько ты проводишь в самолётах…
После главного блюда последовал, как водится, разговор на профессиональные темы. Зигмунд работал в отделе «Ближний Восток – Эмираты» и отвечал за обслуживание «особых клиентов».
– Это значит, что мне дюжину раз приходится летать в Абу-Даби или в Кувейт и залезать там в задницу одному из шейхов, до тех пор пока тот не соизволит поставить свою подпись, – Зигмунд отпил вина из бокала и энергично откинулся на спинку стула. – Но зато потом следует заказ,
Доротея обратила внимание, что его колени непрерывно ходят ходуном, будто он ни на минуту не может успокоиться.
– Но все эти полеты, – сказала она, – мне даже представить трудно.
Маргит кивнула.
– Он возвращается всегда еле живой.
Ее муж снова потянулся к бокалу с вином.
– Ясно, это стресс, но такую работу ты либо делаешь так, как она должна быть сделана, либо оставляешь её. Третьего не дано.
– Ты мог бы относиться к ней хоть чуточку спокойнее. Я так считаю.
Зигмунд улыбнулся Вернеру и Доротее, но улыбка была натянутой.
– Маргит начиталась таких книг… «Помедленнее», «Довольно этой каторги!» и всё такое. Звучит-то очень мило, и всё в них, может, правда, но реальность такова, что ты не можешь отстать от других. Ты должен выкладываться на всю катушку, иначе вылетишь из карьеры как пробка. И что тогда, хм-м? А ведь мы уже привыкли ко всем этим премиям и бонусам, разве нет?
Маргит, нахмурившись, разглядывала свой бокал.
– Да. Но темп почему-то постоянно нарастает. Безработных всё больше, а те, у кого есть работа, вкалывают до полусмерти. В этом что-то не так. – Она глянула искоса на своего мужа, который от разговоров такого рода уже привычно норовил уйти в себя. – Ведь ты уже не молоденький.
Доротея должна была непременно перевести этот разговор в другое русло. Она встала.
– А сейчас вам предстоит быстро принять решение. На десерт у меня яблочный штрудель с ванильным мороженым. И я должна знать, кому подать его со взбитыми сливками, а кому без? И ещё одно решение: эспрессо подавать потом? Сейчас? Вообще не подавать? Или ещё какой-то вариант?
Это отвлекло их. После дискуссии, в которой фигурировали мужские животы и женские воспоминания о некогда стройных поклонниках, никто не захотел взбитых сливок, но все захотели эспрессо, а Зигмунд даже запросил двойной.
– Это моё горючее, – сказал он.
После стремительного увольнения Сильвио Маркус не мог прийти в себя. Его словно обухом по голове ударили. Впоследствии он не мог вспомнить, как провёл остаток дня; лишь к вечеру очнулся, набив в себя бэррито с салатом и заметив, что перед этим вовсе не был голоден.
А ведь какой был многообещающий план! Маркус и сам об этом подумывал. Он был одинок на тот момент, когда узнал о проекте локализации программы, и написал заявление. И после этого уже не завязывал отношений с женщинами. Он хотел был свободным к моменту приезда в США. На всякий случай.