Вызов

Ячменникова Ирина

Знал бы Ро о том, что жить можно иначе, если бы родился под знаком Колласа, а не в комнатушке с резными ставнями в одной из таверн страны гроз? Да какая теперь разница. Он уже был таким, каков есть, и ничего с этим нельзя было сделать.

— Поднимемся в форт? — внезапно предложил капитан.

Ро уставился на него удивлённо-растерянно, а потом поднял взгляд на высокую крепость.

— А туда разве можно?

— Мне — можно, — улыбнулся капитан и зашагал в сторону раздольного изгиба гор. — Идём. Вид тебе точно понравится.

Это

было невероятным подарком! Ро обожал высоту и красивые виды, а также нуждался в поводе отвлечься от панических мыслей. И вместе с тем то была возможность окинуть взглядом Оплот и линию защиты и прикинуть, как лучше устроить побег.

До крепости вымостили широченную дорогу, постепенно взбирающуюся вверх и переходящую в ступени. Выше громоздились двойные ворота, обступаемые сторожевыми башнями. Укрепления прилегали к скале и взбирались на соседнюю, а с той доставали до следующей и вырастали смотровой площадкой, сейчас заслонявшей солнце. Форт не охранял город с запада или юга. Он выдавался на северо-востоке, взирая в сторону ближних соседей. Алуар с Халасатом не враждовали, но дружить и торговать надёжнее и приятнее с теми, до кого долетает пушечный залп.

Офицера и солдата пропустили после недолгого разговора. Их провели по ряду площадок, предназначенных для посадки дирижаблей, и представили коменданту. Тот оказался довольно молодым мужчиной, выпустившимся из восточного кадетского корпуса больше десятка лет назад. Званием он превосходил капитана, но встретил, как старого друга, и увлёк беседой едва ли не на полчаса. Роваджи молчал, стоя смирно, но жадно рассматривал всё, до чего доставал взгляд. Наконец, их пригласили подняться на смотровую вышку.

Первым потрясением стал необычайно длинный балкон, тянущийся вдоль дальней стены и немного нависавший над широкой расщелиной, отрезавшей форт от горного массива. До сыпучих выступов красноватого камня было футов восемьдесят, не меньше, и только на повороте крепости около сорока. Внизу пропасть сужалась и щерилась острозубой пастью. Здесь было меньше всего караульных, так как с северо-востока единственным налётчиком мог стать разве что ветер. Дальше только горы взбирались и опадали, скрывая горизонт.

За поворотом начиналась лестница на смотровую вышку. Каждый шаг заставлял голову кружиться сильнее, а сердце выстукивать бойкий ритм. Вот где было особенно холодно, но внутренний жар справлялся с погодой.

На самом верху с гладкого квадрата футов двадцати в длину и ширину открывался вид на весь мир. Запад представал ровными степями, на юге расползался дымчатый лес. Весь восток ржавел рыжими горами с редкими вкраплениями серых камней. Север прятался за изгибом хребта, но уже отсюда угадывались далёкие тучи, вечно сгущавшиеся над страной гроз. Ро понадеялся разглядеть шпиль, о котором только слышал, но в душе понимал, что столица Халасата находилась слишком далеко.

— Это тебе не седьмая казарма! — громко, почти крича, произнёс капитан.

Ветер уносил слова, и офицер подошёл

ближе. Коменданта рядом уже не было. Гостей оставили на площадке: деться им отсюда некуда.

— Что, дух захватывает?

Роваджи кивнул, улыбаясь приятнейшей жути, что ощущается только на невероятной высоте.

— Впервые я побывал здесь, когда мне было года на три больше, чем тебе. Едва не влюбился и не решил остаться, но уже тогда знал, чему посвятить жизнь.

— Вы про бесконечные нотации? — разразился усмешкой кадет.

Капитан распахнул глаза, но тут же сощурил с улыбкой. Ладонь хлопнула воспитанника по плечу. Ро воззрился на неё с сомнением, не сразу распознав добродушный жест.

— Если хотели спихнуть меня вниз, то не стоило так заморачиваться, — придумал он ехидный ответ.

— Какой же ты несносный, Роваджи. Но я верю в тебя.

Эйфория развеялась, словно её унесло с вышки и бросило в пропасть. Опомнившись, кадет принялся высматривать все подступы к форту и городу. Однако хватило и полминуты, чтобы осознать невозможное.

— А где же мост? Или дорога?

Крепость стояла в тупике на извороте хребта, и оба выхода вели обратно в Оплот.

— Это не перевалочный пункт, — с еле заметной заминкой пояснил капитан. — Эта расщелина тянется до Тенистой пади, а за ней, как видишь, горы на мили вперёд. Самая восточная дорога на Халасат далеко на Западе. Когда-то здесь был тоннель, но его завалили с обеих сторон.

Услышанное Ро не понравилось. Вместо головы у него закрутило желудок.

— То есть как? И какой смысл тогда в этой крепости?!

— Посадочная станция для дирижаблей. Её построили почти сто лет назад на случай, если придётся противостоять Северу. Ну и корабли, конечно, иногда на север летают. В основном для переговоров. Потому-то на карте Оплот и отмечен, как один из путей. Забавно, но он настолько выдаётся за линию границы, что обычно рисуется на самом краю карты, а изгибы хребта несложно принять за дорогу. Однако отсюда в Халасат не попасть. Без разрешения на полёт, корабля и экипажа.

Капитан смотрел на воспитанника очень внимательно, ловя каждую искру тревоги и отрицания.

— Ты ведь подумывал сбежать, верно? Может и не планировал, но мысль такая в голове жила? — его осуждение сменилось куда как более давящим снисхождением. — Роваджи, я слишком хорошо тебя знаю. Слишком хорошо. Потому и поехал с тобой. Не только поэтому, конечно, но кто, как не я, должен оказаться рядом в этот момент?

Ответить было нечего. В шахматах Ро всегда побеждал, но в жизни — никогда. Он почувствовал себя мальчишкой, которого поймали с поличным, схватили за ухо и тащат в умывальню, чтобы проучить розгами. Нет, хуже. Мальчишкой, которому в лицо заявляют, что это забота и благо, а потом на глазах у взвода секут плетью до жгучих кровавых полос, которые навсегда зарубцуются шрамами. Но лучше бы его нещадно побили, чем показали мечту на ладони, а потом бросили под ноги и растоптали.