Вызов
Шрифт:
Ледяная волна серых глаз захлестнула меня с головой, заставив раскрыть рот и шумно вдохнуть воздух. Я не могла понять истинного смысла его слов. Убил... Всех убил... Задушить в колыбели?.. О чем он вообще?!
– Ты... т-ты... О маминой семье?!
– ужаснулась я.
– Что ты, Анина мама умерла за десяток лет до твоего рождения. Отца у нее не было, - Гай уже не улыбался.
Лицо его снова стало таким же, как в вечер суда, когда мы встретились впервые - словно у неизлечимого больного.
–
– И брат с женой и сыном. И моя тетка по матери.
Мне стыдно признаваться, но я почувствовала некоторое облегчение. Ужасно было бы, если б он убил мамину семью, а она продолжала с ним быть. Хотя не могу сказать, что уничтожить свою семью - хоть бы и две тысячи лет назад - поступок для здравого человека.
– Но зачем? Это же была твоя семья.
Гай закусил изнутри щеку. Он словно испытывал физическую боль.
– Зачем? Я много раз задавал себе этот вопрос по прошествии десятков и сотен лет с той поры. И не находил ответа.
– Но у тебя же была хоть какая-то причина?
– Ну... деньги? Я был младшим сыном, и...
– Гай откинулся на спинку дивана и закрыл глаза рукой.
– И ценности моих сограждан для меня были пустым звуком. То есть, если многие видели цель существования именно в создании семьи, рождении детей и так далее, то я предпочитал иное.
– Что именно?
– Шлюх, выпивку, наркотики, азартные игры...
Я едва сдержалась от неуместного возгласа в духе: "А что, тогда все это уже было?!" Конечно, было. И будет всегда, во все времена. И молодые люди, которые избирают этот гибельный путь, тоже никогда не переведутся. Только вот не всем им выпадет такая мука - карать себя за это веками.
– Гай, - позвала я.
Он скосил на меня настороженный взгляд.
– Я осуждаю тебя, это так. Но не боюсь, не ненавижу. Я так понимаю, - я позволила себе улыбку и опасную шутку, - от патрицида к инфантициду ты переходить не собираешься?
Его реакция меня огорчила: он просто закрыл глаза, все так же полулежа. Я придвинулась поближе, положила ладонь ему на руку. Он открыл глаза. Судя по всему, ко всем его гастритам, простатитам и мигреням добавилась жесточайшая депрессия.
– Я ждал тебя две тысячи лет, - его глухой голос и его слова едва не заставили меня разреветься. Я вцепилась в руку Гая, старательно пряча глаза в своем стакане с вином.
– Я так хотел семью. И ребенка. Одного, мне больше не нужно. Но меня наказывали боги... или Бог? Проклятые христиане, - вздохнул он.
– Две тысячи лет, Гайя. Никого. И ничего. И вот - ты...
Он посмотрел на меня так, что я пискнула (голос мне изменял):
– Понимаю.
Гай мучительно заулыбался:
– О нет, не понимаешь. Но поймешь, обещаю. Ты просто... не просто чудо, скажем так.
Я до того расстрогалась,
– Ты живая. И ты моя. Я привыкал к этому 25 лет. И так и не смог привыкнуть.
Мы помолчали. Он положил ладонь на мою руку, и мы просидели так минут пять.
– А что потом? Как ты обратился?
Гай взглянул на меня:
– Ты не хочешь этого знать.
– Нет, хочу.
– Это тяжело.
– Ты уже понял, что я из той же стали, что и ты.
– Закаленной?
– Гай усмехнулся.
– Что ж. История моего обращения так же постыдна, как история моей жизни и моей смерти. Меня должны были казнить. Я отдал знакомому вампиру все, что имел, только бы он обратил меня. Он не обманул. Я стал вампиром лишь из страха смерти. Потом меня казнили. Ты знаешь, кошечка, КАК в Риме казнили за патрицид?
– Не знаю, Гай.
– Меня зашили в кожаный мешок с живыми змеей, обезьяной, петухом и собакой и утопили.
Я вскрикнула, прижимая ладонь ко рту.
– Poena cullei, - сказал Гай.
– И все. Я воскрес. Принес кое-кому пару инфарктов. Прожил две с лишком тысячи лет. Родил девочку-дампира. Вот вкратце и вся моя история, кошечка.
Кошечка сама была близка к инфаркту.
Помолчали. Наверное, мне следовало бы припасть к груди отца и утешить его, но я не могла. Он был виноват, не уверена, что пролитая родная кровь блекнет с веками.
– А твоя история...
– он повернул голову ко мне, в глазах уже не было той острой боли.
– Ведь ты боишься вампиров, Гайя.
– Почему это тебя удивляет?
– Ты дампир. У тебя есть власть над ними, кошечка, - Гай сам улыбнулся по-кошачьи.
– А ты их боишься, вместо того, чтобы пользоваться своим влиянием и силой.
– Я, кажется, рассказывала тебе, как ко мне отнесся Фэнел, как вел себя Мана и все остальные. Боюсь, кроме страха...
– Погоди, - Гай сжал мою кисть, по-прежнему лежавшую на его руке, повернулся ко мне всем корпусом, - ты ведь моя дочь. Ты ничего мне не должна, но должна себе - быть сильной и смелой. И драть всех вампов железным колом!
– Ты тоже вамп, - напомнила с улыбкой я.
– Погоди. Я хочу дать тебе уверенность в себе, в своих силах. Понимаешь?
Я кивнула несколько неуверенно.
– Конечно, Гай... Но ты же понимаешь, что это может растянуться на годы...
– Кошечка! Я тебе не психоаналитик, чтобы вести с тобой часами задушевные беседы. А ты не юный вампир, которому надо заново выстраивать всю психику. Просто скажу тебе кое-что, о чем знаю только я. Ну, еще знала Анютка, но... И запомни, - Гай взял меня за подбородок и всмотрелся в мои глаза, - никто больше не должен этого знать. Слышишь, Гайя?