Взаимная помощь среди животных и людей как двигатель прогресса

Кропоткин Петр Алексеевич

Вышеуказанные две главные черты встречаются в каждом из братств, основанных для какой бы то ни было цели. Во всех случаях члены именно так и относились друг к другу и называли друг друга братьями и сестрами [217] . В гильдии все были равны. Гильдии сообща владели некоторою собственностью (скотом, землей, зданиями, церквами или «общими сбережениями»). Все братья клялись позабыть все прежние родовые столкновения из-за кровавой мести; и, не налагая друг на друга невыполнимого обязательства, никогда больше не ссориться, они вступали в соглашение, чтобы ссора никогда не переходила в семейную вражду, со всеми последствиями родовой мести, и чтобы за разрешением ссор братья не обращались ни к какому иному суду, кроме гильдейского суда самих братьев. В случае же, если брат вовлекался в ссору с посторонним для гильдии лицом, то братья были обязаны поддерживать брата, во что бы то ни стало; был ли он справедливо или несправедливо обвинен в нанесении обиды, братья должны были оказать ему поддержку и стараться довести дело до миролюбивого решения. Если только насилие, совершенное братом, не было тайным — в последнем случае он был бы вне закона — братство стояло за него [218] . Если родственники обиженного человека хотели немедленно мстить обидчику нападением на него, то братство снабжало его лошадью для побега, или же лодкой, парой весел, ножом и сталью для высекания огня; если он оставался в городе, его повсюду сопровождала охрана из двенадцати братьев; а тем временем, братство всячески старалось устроить примирение (composition). Когда дело доходило

до суда, братья шли в суд, чтобы клятвенно подтвердить правдивость показаний обвиняемого; если же суд находил его виновным, они не давали ему впасть в полное разорение, или попасть в рабство вследствие невозможности уплатить присужденную виру: они все участвовали в уплате виры, совершенно так же, как это делал в древности весь род. Только в том случае, если брат обманывал доверие своих собратьев по гильдии, или даже других лиц, он изгонялся из братства «с именем негодного» (tha seal han maeles af brodrescap met nidings nafn [219] ). Гильдия служила, таким образом, продолжением прежнего «рода».

217

О положении женщин в гильдиях см. вступительные замечания г-жи Toulmin Smith к работе ее отца, «English Guilds». Один из Кембриджских уставов (С. 281), относящийся к 1503 году, положительно говорит об этом в следующей фразе: «настоящий статут составлен по общему согласию всех братьев и сестер гильдии Всех Святых».

218

В средние века только тайное нападение рассматривалось как убийство. Кровавая месть, совершаемая открыто, при дневном свете, считалась актом правосудия; убийство в ссоре не было убийством, если только нападающий выказывал готовность раскаяться и загладить совершенное им зло. Глубокие следы этого различия до сих пор сохранились в современном уголовном праве, особенно в России («убийство в запальчивости и раздражении»).

219

Ancher К.l.e. Эта старая небольшая книга заключает в себе много таких сведений, которые были упущены из виду позднейшими изыскателями.

Таковы были руководящие идеи этих братств, которые постепенно распространялись на всю средневековую жизнь. Действительно, нам известны гильдии, возникавшие среди людей всех возможных профессий: гильдии рабов [220] , гильдии свободных граждан и гильдии смешанные, состоявшие из рабов и свободных граждан; гильдии, организованные для специальных целей — охоты, рыбной ловли или данной торговой экспедиции, распадавшиеся, когда специальная цель была достигнута, и гильдии, существовавшие в течение столетий, в данном ремесле или отрасли торговли. И по мере того, как жизнь выдвигала все большее и большее разнообразие целей, соответственно росло и разнообразие гильдий. Вследствие этого, не только торговцы, ремесленники, охотники и крестьяне объединялись в гильдии, но мы находим гильдии священников, живописцев, учителей в народных школах и в университетах, гильдии для сценической постановки «Страстей Господних», для постройки церквей, для развития «мистерии» данной школы искусства или ремесла, гильдии для специальных развлечений — даже гильдии нищих, палачей и проституток, причем все эти гильдии были организованы по тому же двойному принципу собственного суда и взаимной поддержки [221] . Что же касается до России, то мы имеем положительные свидетельства, указывающие, что самое дело созидания России было настолько же делом рыболовных, охотничьих и промышленных артелей, сколько и результатом почкования деревенских общин. Вплоть до настоящего дня Россия покрыта артелями [222] .

220

Они сыграли крупную роль в восстаниях рабов и несколько раз подряд подвергались запрещению во второй половине девятого века. Конечно, королевские запрещения оставались мертвой буквой.

221

Средневековые итальянские живописцы были также организованы в гильдии, которые в более позднюю эпоху стали художественными академиями. Если итальянское искусство тех времен носит на себе такой яркий отпечаток местной индивидуальности, что и теперь мы можем распознать различные школы: Падуи, Бассано, Тревизы, Вероны и т. д., хотя все эти города находились под влиянием Венеции, то этим мы обязаны — по замечанию J. Paul Richter — тому факту, что живописцы каждого города принадлежали к отдельной гильдии, поддерживавшей дружественные отношения с гильдиями других городов, но жившей самостоятельною жизнью. Древнейший известный гильдейский устав — Веронский, — помечен 1303-м годом, но очевидно скопирован с какого-нибудь более древнего статута. В обязанности членов входили, по словам устава: «братская помощь в нужду всякого рода», «гостеприимство чужеземцам, проезжающим через город, ибо таким образом можно получить сведения о делах, которые желательно узнать», и «обязанность — оказывать помощь людям, впавшим в старческое одряхление» (Nineteenth Century. Nov. 1890 and Aug. 1892).

222

В России имеется громадная литература об артелях, перечисление которой, с критическими замечаниями, можно найти в превосходной работе Н. А. Рубакина, «Среди книг». Для иностранных читателей я дал несколько указаний в статье «Russia». С. 87, в 9-м издании «Encyclopaedia Britannica».

Уже из вышеприведенных замечаний видно, насколько ошибочен был взгляд ранних исследователей гильдий, когда они считали сущностью этого учреждения годовое празднество, обыкновенно устраиваемое братьями. В действительности, общая трапеза всегда бывала в самый день, или на другой день после того, когда происходило избрание старшин, обсуждение нужных изменений в уставах и очень часто обсуждение тех ссор, которые возникали между братьями [223] ; наконец, в этот день иногда возобновляли присягу на верность гильдии. Общая трапеза, подобно пиру на древнем родовом мирском сходе, — mahl или malum, — или бурятской «аба», или приходскому празднику и пиру по окончании жатвы, служила просто для утверждения братства. Она символизировала те времена, когда все было в общем владении рода. В этот день, по крайней мере, все принадлежало всем; все садились за один и тот же стол, всем подавалась одна и та же пища. Даже в гораздо более поздний период обитатели богадельни одной из Лондонских гильдий садились в этот день за общий стол, рядом с богатым альдерменом.

223

См., например, тексты уставов Кембриджских гильдий, приводимые Toulmin Smith (English Guilds. London, 1870. P. 274–276), из которых видно, что «всеобщий и главный день» был вместе с тем и «избирательным днем»; см. также: Clode Ch. М.The Early History of the Guild of the Merchant Taylors. London, 1888. I, 45; и мн. др. О возобновлении присяги на верность гильдии см. Сагу Jomsviking, упоминаемую в работе Pappenheim'a «Altd"anische Schutzgilden» (Breslau, 1885. S. 67). — Весьма вероятно, что когда началось преследование гильдий, многие из них занесли в свои статуты лишь день общей трапезы и благочестивые обязанности членов гильдии, намекнув лишь в самых общих выражениях о юридических функциях гильдий. Вопрос: «кто будет моим судьей?» не имеет теперь никакого значения, с тех пор как государство присвоило своей бюрократии организацию правосудия; но он имел первостепенное значение в средние века, тем более, что собственная юрисдикция обозначала и самоуправление. Должно впрочем, заметить, что перевод саксонского и датского выражения: «guild-bretheren» или «br"odrae» т. е. гильдейские братья, или братья) латинским словом conііі, т. е. сотрапезники, также послужил к возникновению вышеуказанного смешения.

Что же касается до различия, которое

некоторые исследователи пытались установить между старыми саксонскими «гильдиями миролюбия» (frith guild) и так называемыми «общительными» или «религиозными» гильдиями, то относительно этого можно сказать, что все они были гильдиями миролюбия в вышеуказанном смысле [224] , и все они были религиозны в том смысле, в каком деревенская община или город, поставленные под покровительство специального святого, являются социальными и религиозными. Если институция гильдии получила такое обширное распространение в Азии, Африке и Европе, если она просуществовала тысячелетия, снова и снова возникая всякий раз, когда сходные условия вызывали ее к жизни, то это объясняется тем, что гильдия представляла собою нечто гораздо большее, чем простую ассоциацию для совместной еды, или для хождения в церковь в известный день, или дня устройства похорон на общий счет. Она отвечала глубоко вкорененной потребности человеческой природы; и она совмещала в себе все те атрибуты, которые впоследствии государство присвоило своей бюрократии и полиции, и еще многое другое. Гильдия была ассоциацией для взаимной поддержки, «делом и советом», во всех обстоятельствах и во всех случайностях жизни; и она была организаций для утверждения правосудия; с тем, однако, отличием в данном случае от государства, что в дело суда она вводила человеческий, братский элемент, вместо элемента формального, являющегося существенной характерной чертой государственного вмешательства. Даже когда гильдейский брат являлся пред гильдейским судом, он был судим людьми, которые знали его хорошо, стояли с ним рядом при совместной работе, сидели не раз за общей трапезой и вместе исполняли всякие братские обязанности: он отвечал пред людьми равными ему и действительными братьями, а не пред теоретиками закона, или защитниками чьих-то иных интересов [См. Приложение XIV].

224

См. прекрасные замечания о frith-guild в работе J. R. Green и г-жи Green в «The Conquest of England» (London, 1883. P. 229–230).

Очевидно, что такое учреждение, как гильдия, прекрасно приспособленное для удовлетворения потребности в объединении, не лишая при том личность ее самобытности и почина, должно было расширяться, расти и укрепляться. Затруднение было только в том, чтобы найти форму, которая позволяла бы союзам гильдий объединяться между собою, не входя в столкновение с союзами деревенских общин, и соединила бы и те и другие в одно стройное целое. И когда подходящая форма была найдена — в свободном городе, — и ряд благоприятных обстоятельств дал городам возможность заявить и утвердить свою независимость, они выполнили это с таким единством мысли, которое вызвало бы удивление, даже в наш век железных дорог, телеграфных сообщений и печати. Сотни хартий, которыми города утверждали свое соединение, дошли до нас, и во всех этих хартиях проводятся одни и те же руководящие мысли, — несмотря на бесконечное разнообразие подробностей, зависевших от большей или меньшей полноты освобождения. Везде город организовывался, как двойная федерация — небольших деревенских общин и гильдий.

«Все принадлежащие к содружеству города, — так говорится, например, в хартии, выданной в 1188 году гражданам города Эр (Aire) Филиппом, графом Фландрским, — обещались и подтвердили клятвой, что они будут помогать друг другу, как братья, во всем полезном и честном; что если один обидит другого, словом или делом, то обиженный не будет мстить, ни сам, ни его сородичи… он принесет жалобу, и обидчик заплатит должное возмездие за обиду, согласно решению, произнесенному двенадцатью выборными судьями, действующими в качестве посредников. И если обидчик или обиженный, после третьего предостережения, не подчинится решению посредников, он будет исключен из содружества, как порочный человек и клятвопреступник» [225] .

225

Recueil des ordonnances des rois de France. Т. XII, 562; цит. у Aug. Thierry в «Considerations sur l'histoire de France» (P. 196) издания в 12-ю долю листа. Эту книгу давно следовало бы перевести на русский язык.

«Каждый из членов общины будет верен своим соприсягавшим и будет подавать им помощь и совет, согласно тому, что ему подскажет справедливость», — так говорится в Амьенской и Аббевильской хартиях. — «Все будут помогать друг другу, каждый по мере своих сил, в границах общины, и не допустят, чтобы один брал что-либо у другого общинника, или один заставлял другого платить какие-нибудь поборы (contributions)», — читаем мы в хартиях Суассона, Компьеня, Санлиса и многих других городов того же типа [226] .

226

Luchaire A.Les Communes francaises. P. 45–46.

«Коммуна, — писал защитник старого порядка Гильбер де-Ножан, — есть присяга во взаимной помощи (mutui adjutori conjuratio)»… «Новое и отвратительное слово. Благодаря ей крепостные (capite sensi) освобождаются от всякой крепостной зависимости; благодаря ей, они освобождаются от платы тех поборов, которые обыкновенно всегда платились крепостными» [227] .

Та же самая освободительная волна прокатилась в десятом, одиннадцатом и двенадцатом веке по всей Европе, захватывая как богатые, так и самые бедные города. И если мы можем сказать, что, вообще говоря, первыми освободились итальянские города (многие еще в одиннадцатом, а некоторые и в десятом веке), то мы все-таки не можем указать центра, из которого распространилось бы это движение. Очень часто маленький посад, где-нибудь в центральной Европе, становился во главе движения своей области, и большие города принимали его хартию за образец для себя. Так, напр., хартия маленького городка Лорриса (Lorris) была принята 83-мя городами в юго-восточной Франции, а хартия Бомона (Beaumont) послужила образцом более, чем для пятисот городов и городков в Бельгии и во Франции. Города сплошь да рядом отправляли специальных депутатов в соседний город, чтобы получить копию с его хартии, и на основании ее вырабатывали собственную конституцию. Впрочем, города не довольствовались простым списыванием хартий друг у друга: они составляли свои хартии, в соответствии с уступками, которые им удалось вырвать у своих феодальных владельцев; и в результате, как заметил один историк, хартии средневековых коммун отличаются таким же разнообразием, как и готическая архитектура их церквей и соборов. Та же руководящая идея во всех, — так как городской собор символически представлял собой союз приходов, или малых общин, и гильдий в вольном городе, и в каждом соборе — бесконечно-богатое разнообразие в деталях его отделки.

227

Nogent G. de.De vita sua, цит. у Luchaire.Les Communes francaises. P. 14.

Самым существенным пунктом для освобождавшегося города было его собственное право суда (собственная юрисдикция), которое влекло за собой и собственную администрацию. Но город не был просто «автономной» частью государства — подобные двусмысленные слова еще не были изобретены в то время, — он составлял государство само по себе. Он имел право объявлять войну и заключать мир, право заключать союзы со своими соседями и вступать с ними в федерации. Он был самодержавным в своих собственных делах и не вмешивался в чужие.

Верховная политическая власть в городе большею частью находилась всецело в руках демократического веча (форума), как это было, например, в Пскове, где вече посылало и принимало посланников, заключало договоры, призывало и изгоняло князей, или вовсе обходилось без них целые десятки лет. Или же высшая политическая власть была передана в руки нескольких знатных, купеческих или даже дворянских семей; или же она была захвачена ими, как это бывало в сотнях городов Италии и Средней Европы. Но основные начала оставались те же: город являлся государством, и — что, пожалуй, еще более замечательно — если власть в городе бывала захвачена, или постепенно присвоена торговою аристократиею, или даже дворянством, внутренняя жизнь города и демократизм его повседневных отношений терпели от этого мало ущерба: они мало зависели от того, что можно назвать политическою формою государства.