Взгляд из угла

Лурье Самуил Аронович

А Россия не пустила его в гости.

Думаю, нет другой страны, где на него обрушили бы столько клевет и оскорблений.

И так во всем. Словно мы чужие всему человечеству. Не участвуем в его радостях, исподтишка радуемся его горестям.

Как, если помните, весь мир поминал жертв тихоокеанского цунами, - а мы не стали поминать. Словно приняли сторону аллигаторов.

И я боюсь, что это вечное отчуждение не пройдет нам даром. Нам всем, а не одним только злым и корыстным дуракам, которые навязали нам такое отчуждение.

Но Иоанн-Павел II,

несмотря ни на что, Россию благословил.

11/4/2005

Опять двенадцать

Не работает у нас это присловье: жизнь всегда возьмет свое. Наша - не берет. Наоборот, только тем и занимается, что присваивает чужое.

И нарочно портит. В частности - обожает пародировать классическую русскую литературу.

Вот - не поверите - только вывел я эти слова, как по радио - новость: Рамзану Кадырову присуждена премия "Серебряный голубь". На полном серьезе, с поздравлениями от официальных персон. А ведь "Серебряный голубь" - это знаменитый некогда роман (1909) Андрея Белого: про интеллигента в сектантском подполье. Где голубь - термин, обозначающий скопца. Мои поздравления.

Но это - так, случайный утвердительный кивок. А мой-то повод был - поэма Блока "Двенадцать".

...И идут без имени святого

Все двенадцать - вдаль.

Ко всему готовы,

Ничего не жаль...

Какие в свое время были споры: куда шагают эти самые двенадцать, и кто этот призрак, с которого они не сводят глаз, - в белом венчике из роз. Не Христос же, в самом-то деле, - приклеенный, по мнению многих, для рифмы. Предлагались язвительные варианты: впереди - Абрам Эфрос, или: впереди идет матрос.

И вот загадка разрешилась: матросы - все. То есть все двенадцать. И поспешают они из-под города Ломоносова в Санкт-Петербургский комитет солдатских матерей. А в перспективе, в белом венчике из роз, поджидает их, конечно, военный прокурор.

Экспертиза, как это называется, снимет побои. Следователи запишут на пленку сто тысяч раз слышанный рассказ: как заводят в красный уголок и там напрягают на произвольные суммы, а за неуплату, значит, учат чем попало по чему попало или, там, опускают... Это все не интересно, это практически норма, и даже недовыполненная: никому из двенадцати не сломали позвоночник, выбросив из окна, и не повесили за шею на проволоке в сортире.

А интересно, что в день побега прорезался на экране надлежащий адмирал и, выпятив над жирными щеками гляделки, доложил защищаемой отчизне: всё - клевета и чепуха; какие там побои? царапины! причем дезертиры нанесли их себе сами.

Адмирал, адмирал! Застрелитесь!

Нет, кроме шуток: если назначенные вами комиссии почему-либо вынуждены будут признать, что травмы у матросиков (удостоверенные врачами) - неподдельные, - слабо расцарапать себе золоченым кортиком брюхо? Так и будете, соврамши на всю страну, принимать парады?

Будете! спорим, что будете.

Вы же существо государственное.

Щедринский афоризм: "Веселие Руси есть лгати" - устарел.

В

эпохи типа советских это уже не забава, но священный долг. Единожды, по рассеянности, не солгав, можно подорвать всю обороноспособность начальства.

Поляки, например, этого не понимают. Да и прочее человечество, и даже у нас кое-кто. Удивляются: что теперь-то скрывать про Катынь? Когда мы сами давно уже проговорились: да, расстреляны там 25 700 человек; да, поляков - офицеров и не офицеров; да, нашими (в смысле - органами); да, по приказу из Кремля. Мы даже вроде полуизвинились, как бы сквозь зубы, но все-таки.

Зачем же - наивные вопрошают, - зачем теперь-то угрюмо так заявлять: дело полностью генпрокуратурой расследовано; и закрыто; но 116 его томов (из 183-х) содержат гос. тайну, и Польша не прочитает их никогда; впрочем, установлен факт смерти ряда лиц - тысячи восьмисот троих; общий привет.

65 лет прошло - упорствуют наивные. Палачи те поджариваются в аду, органы переименованы, и само то гос., чьи они были, впало на нервной почве в маразм и объявило о своей кончине. Какая, к черту, гос. тайна?

Рискну разъяснить. Во-первых, катынская бойня была как бы подарок товарища Сталина геноссе Гитлеру. И навряд ли сюрприз. Возможно, уцелели сопроводительные записочки. Типа: примите в знак нерушимой дружбы столько-то тысяч мертвых тел. А в ответ: премного благодарен, вечно ваш. Перед расстрелом, надо полагать, допрашивали. Жертвы представляли для наших тогдашних союзников огромный интерес, - но числились за ГУЛАГом. Работали, стало быть, сообща - НКВД и гестапо, - делясь методами поиска истины. Опять же какие-то следы могли остаться в протоколах. (Как в затылочных костях - отверстия от пуль немецких.) Вот вам уже полсотни томов.

Во-вторых, через несколько лет Советский Союз требовал от Нюрнбергского трибунала сурово осудить катынских убийц - и представил кучу доказательств, что это были немцы. Результаты научных экспертиз, показания свидетелей; светило медицины клеймило фашизм, пытающийся утаить от мира свои злодеяния. Все это, в том числе и речь светила, надо же было сочинить и в инстанциях утвердить - и строжайше засекретить. Это еще томов сорок.

А вместе - уже девяносто. И картинка: прокурор, который шьет подсудимому свое собственное преступление. А потом выносит - в качестве судьи - смертный приговор.

Ну и в-третьих, еще томов двадцать шесть накинем на Хатынь. На грандиозный, необычайно остроумный фонетический трюк. Воображаю, как хохотал президиум ЦК КПСС, утверждая эту затею КГБ. Дескать, приезжают иностранцы, проявляют нездоровый интерес - утечка-то по естественным причинам все-таки случилась. А мы им: какая Катынь? о чем вы? какое массовое убийство? Ах, да! Было такое, было. Страшная трагедия, точно. Только вам надо поработать над произношением: не Катынь, а Хатынь. Славянские языки такие трудные. Как же, как же, Хатынь. Завтра же с утречка туда и съездите, а мы вам все покажем, ничего не скрывая. И памятник, и колокол.