Взгляд на жизнь с другой стороны
Шрифт:
Сначала я ни в какую – женская профессия. Потом, когда узнал, что все экзамены устные согласился. На самом деле мне было всё равно, хоть в Рыбный.
Время экзаменов на дневное отделение я пропустил, а для поступления на вечерний было одно препятствие. Тогда на вечерние отделения можно было поступать, только имея постоянную работу. К счастью, тогда это была не большая проблема. Мать устроила меня работать по специальности на опытно-техническую фабрику лаборантом испытателем.
Недавно я в своем архиве нашел свой первый пропуск на работу. С потертых корочек на меня смотрит очень удивленный мальчик. Помните, я обещал рассказать тайну
На экзаменах в институт я получил две пятерки и две четверки. Этого было больше чем достаточно для поступления. Я далеко не сразу, а только через много лет понял, что экзаменаторы были ко мне особенно снисходительны. Если б мои дети в свое время захотели бы учиться в нашей альма-матер, они поступили бы также легко, как я. И никаких взяток для этого не надо, просто у нас поощряется преемственность поколений. Тем более что мою мать хорошо знали в Промышленности и меня сейчас знают не хуже, хотя и Промышленности уже никакой нет. Одна тень отца Гамлета. Тем не менее, я никогда не пожалел о том, что поступил сюда учиться. Это оказалась очень интересная профессия и хорошее общеинженерное образование.
Отец выполнил условие пари – купил мне, правда, не мотоцикл, а мотороллер, но это не имело значения. Сбылась мечта идиота! Через полгода я эту мечту обменял на дубленый полушубок, потому что, на мой взгляд, ездить по Москве на мотороллере, нужно быть, если не совсем идиотом, то хотя бы легко помешанным.
Я начал работать и учиться. Это оказалось нелегко. Четыре дня в неделю я уезжал из дома часов в семь утра и возвращался около одиннадцати. В среду занятий в институте не было, а суббота и воскресенье – рай земной, правда, курсовой по начерталке… Начерталку у нас вела и читала замечательная женщина – Милицца Дмитриевна. Добрая толстушка с всклоченными волосами, она выходила читать лекцию в черт знает в каком старом костюме, один из чулков на её ногах обязательно сползал, но она была настолько мила, что ей прощался и её вид, и предвзятость к её предмету.
В один из дней, помню, я вышел из метро и не спеша шел по тихой Донской улице к институту. Даже в пивной палатке было пусто, я заказал кружку. По случаю мороза пиво подогревали – добавляли из чайника кипящего. Спрашиваю у палаточницы:
– Где очередь-то? Почему так тихо?
– Так, хоккей же!
Быстро допиваю пиво и бегом в институт. Первая пара – начерталка. Сажусь на галерке аудитории и включаю приемник. Милицца Дмитриевна что-то рисует на доске, а мне не до неё – матч СССР-Канада, первая игра в Москве. В приемнике голос Озерова: «Харламов отдает Михайлову… Эх! Хендерсон успевает… нет, не успевает. Петров… опять Харламов, Гол!!!».
– Гол!!! – это уже я кричу, а не Озеров.
Милицца Дмитриевна быстро поворачивается в мою сторону.
– Кто забил?
– Наши… два один – ведут!
– Вы, молодой человек, сообщайте счет, когда опять забьют, а мы тут потихонечку проекции разберем.
После занятий еду в метро. Даже для кольцевой линии слишком много народу. Уже почти
Всё тогда было проще, настоящие звезды не очень звездились. Здесь на Новослободской я часто встречал Голубкину, на эскалаторе вверх – на работу в ЦТСА, Татьяну Шмыгу, наоборот – вниз, скромненькую, в очках. И кого только здесь нельзя было встретить? Москва, Москва, где твоя слава?
Лаборантом я проработал недолго, меня перевели в мужской коллектив – техником КБ. Сразу после этого праздновали юбилей моего шефа и научного руководителя по симптоматической фамилии Неудачин. Одновременно с пятидесятилетним юбилеем праздновалось его, наконец-то, окончание института. Он учился, тоже на вечернем, лет двадцать пять. Специально для этого празднества приехал директор головного НИИ Сидоров, я его помнил по нашему новоселью в Бескудниково, он тогда стучал такт вилкой по тарелке и тарелку разбил. Не могла не приехать и моя мать – она тогда работала его заместителем по науке.
Меня, как самого молодого в КБ послали на склад с накладной. Уже на улице, возле склада я прочитал: «Выдать подателю сего спирт технический (питьевой) в объеме 2000 мл для протирки аппаратуры». Неудачин разбавил спирт брусничной водой, закуску приготовили женщины из лаборатории.
Неудачин при моем содействии разрабатывал глобальную научную тему: «Снижение электростатических зарядов на сновальных машинах и ткацких станках». Я тогда уже начал потихоньку разочаровываться в науке, благодаря своему руководителю. Неудачин однажды отвел меня в сторону, чтобы никто не подслушал и шепотом сказал.
– Есть три официальных способа снятия электростатических зарядов, – и перечислил их, – А я изобрел четвертый способ – когерерный!
– ???
– Изобретатель радио Попов определял приближение грозы когерером. Это такая колба с металлическим порошком и двумя электродами. Чем ближе гроза, тем больше слипается порошок. Сопротивление падает, и стрелка вольтметра ползет вверх. Мы сделаем много когереров и решим всю проблему!
У меня тогда не было высшего образования и, потому видимо, не хватило аргументов объяснить ему разницу между приборами регистрирующими и исполнительными.
Вечером я спросил у матери, как таких дураков назначают научными руководителями? Она мне ответила, что я еще многого не понимаю в жизни и, наверное, была права.
На ткацкой фабрике я расставлял по станкам эти когереры. Мне было стыдно за очевидную глупость этого занятия, но никто, кроме меня этой глупости не замечал. Молоденькие лимитчицы-ткачихи даже радовались моему появлению. Они, как по команде наклонялись вниз и что-то якобы там поправляли. Они носили коротенькие синие халатики без трусов. При таких маневрах одновременно светились их голые попы и хитрые мордочки снизу. Впрочем, я ни разу не воспользовался их простотой – у меня тогда была постоянная девушка, верней не совсем девушка – замужняя девушка.