Взгляд с обочины 3. Аглон
Шрифт:
Заговорил он, когда Куруфинвэ уже уверен был, что вопрос исчерпан и пора идти в дом.
– Расскажешь про него? Как вы работали вместе. Я ведь почти не знаком с ним, на самом деле.
– С Феанаро? – с лёгким удивлением приподнял бровь Куруфинвэ.
– Да. Мы и не говорили ни разу толком. Дольше всего, - хмыкнул Тьелпэ, – когда он выгнал меня со стройки в тот раз.
Куруфинвэ снова озадачился, но теперь по другой причине – он ничего такого не помнил. То есть, что Феанаро выгнал ребёнка со стройки, он легко мог представить. Но что там обсуждать можно было? Направление?
Заметивший его непонимание Тьелпэ помедлил – и
Стрекочущая на все лады жара, перекопанная будущая улица Форменоса, пахнущие свежей стружкой леса, стук молотков и перекличка голосов. Они у лесов, и Феанаро с усмешкой слушает Тьелпэ, важно хвастающегося, сколько книг из библиотеки отца он успел прочитать и какими инструментами его учили пользоваться.
– А что ещё тебе показывали на стройке?
– Про стройку я мало знаю, - неохотно признался Тьелпэ. – Про виды растворов только, как они застывают по-разному в разную погоду. А чертежи не умею делать и считать нагрузку тоже. И меня прогоняют всё время. Я геологию лучше знаю.
Феанаро уже успел задать несколько простых вопросов о составе камешков, тут же выуженных им из кошелька на поясе, и уверен ли Тьелпэ, что всё это яшма, раз все эти камни такие разные.
– Может, для них ещё столько названий не придумали, – пожал плечами тот, недовольный, что его держат за дурака. – Вон, бериллы по составу совсем похожие, но их почему-то называют разными словами. Я не знаю, почему. А для точности есть формулы.
Но дальше убедившийся в его слухе Феанаро начал задавать вопросы всерьёз, не по книжкам, а по работе с разными видами камня, как понять, в какой плоскости камень более хрупок, как влиять на минералы температурой и давлением… Тьелпэ где-то пытался угадывать, где-то сразу говорил, что не знает, и Феанаро быстро потерял к нему интерес.
Поверх всего звенела детская обида и возмущение: я умный, так нечестно! Ты скажи, что надо – я до завтра выучу!
Он и вслух тогда попытался возражать, но спорить – не только с детьми – Феанаро считал ниже своего достоинства, и просто ушёл, играя яшмовыми камешками в ладони.
– Но он вообще мало с кем общался, - добавил Тьелпэ, обрывая воспоминание.
– Кроме тебя.
Разумеется, Феанаро говорил со многими – и не всегда только о работе, - но Куруфинвэ был согласен, что раздачу команд сложно считать общением. Он почесал висок, раздумывая и щурясь в вечерний сумрак после яркого дня в памяти. Усмехнулся, коротко взглянув на сына. Вот чего он именно сейчас заинтересовался? Почувствовал себя мастером? Папа уже не авторитет? Жалеет, что более умелых мастеров рядом не осталось?
– Что ты хочешь узнать?
– Ничего определённого, - пожал плечами Тьелпэ.
– Я просто подумал, что ты его помнишь… иначе, чем все остальные.
Куруфинвэ кивнул, но смотрел не на него, а вдаль, прищурившись, задумчиво.
– Я не сумею объяснить, - сказал он, наконец. Но всё же попытался, сначала осторожно, но потом всё более увлекаясь.
– Он был… Он был азартен. – Улыбнулся, найдя нужное слово.
– Чем сложнее была задача, тем больше он стремился её решить. Зарисовывать звуки, видеть на огромном расстоянии, запереть свет в камне. Следить за ним было… завораживающе.
– Выдохнул, тряхнул головой. – Когда увидишь его работу один раз, поневоле начинаешь верить ему во всём. А как не верить, если он только что на твоих глазах сделал невозможное? Те, кто
Куруфинвэ по-прежнему смотрел в пространство, где сумерки постепенно вытягивали из города цвет и объём, оставляя лишь мягкие контуры, и только рассеянно отметил, что не придумавший ответа Тьелпэ кивнул. Может, он и хотел услышать какую-то повседневную ерунду, о поездке в Пелоры или о празднике плодов, но ерунду Куруфинвэ вспоминать не хотелось. Он редко вспоминал, до сих пор слишком остро ощущая пустоту там, где должно быть знакомое присутствие. А вслух что-то говорить – для кого? Для всех этих идиотов, которые теперь берутся судить, хотя раньше и взглянуть слишком нагло побоялись бы? Которые совершенно ничего не знают о нём, кроме перевранных сплетен? Какой смысл с кем-то всерьёз разговаривать, убеждать?
– Кое в чём он был похож на Мелькора, это правда, - снова заговорил Куруфинвэ, схлопотав новый удивлённый взгляд – за продолжение рассказа, за сравнение или за аманское “Мелькор” вместо “Моринготто”? Или за всё сразу.
– Ему было мало просто жить в мире. Он хотел его изменять.
Пока они молчали, небо окончательно погасло, и Куруфинвэ глубоко вздохнул и тряхнул головой выныривая из воспоминаний.
– Неудивительно, что он разругался с валар, - заметил Тьелпэ.
– Если так.
– Ни с кем он не ругался. Это они идиоты. – Куруфинвэ решительно оттолкнулся от парапета, поворачиваясь.
– Пошли в тепло. Дождь собирается.
========== 3.3 АГЛОН (20) Горячая встреча, незнакомые имена и план сокрытия улик ==========
***
До города оставалось совсем немного, о чём лучше всего свидетельствовала сама дорога: мощеная её часть осталась той же ширины, но кусты вдруг разбежались по сторонам, а по вымокшей от дождей земле пролегли глубокие неровные колеи. Дорогу давно было пора расширить, но Куруфинвэ, кажется, сознательно не стремился облегчать жизнь торговцам ни в городе, ни вокруг него.
Сейчас уже мало какие срочные дела могли заманить кого-то в горы навстречу первым снегопадам, так что разъезжаться со встречными обозами пришлось всего пару раз, а остальное время Тинто рассеянно разглядывал отцветший вереск и облетевшие перелески над ним.
К северу холмы поднимались выше, а на юг сбегали предгорьями, тоже кое-где расцвеченными прозрачным лесом и ельником. Если спуститься пониже, к ручьям, наверняка можно насобирать клюквы. В это время мама обычно пекла пироги.
Тинто вздохнул и спрыгнул с лошади, решив размять уставшие от долгой езды ноги. Обоз двигался не спеша, и Тинто пристроился рядом с телегой, в которой помимо товаров из Таргелиона и продуктов из окрестностей Химринга лежали и его сумки. И от их вида мысли снова вернулись к клюкве, пирогам и маме.
Мамин дом без неё самой казался чужим и незнакомым. Какие-то эльдар, возившиеся в пустом предзимнем саду, ничуть не смущаясь отсутствием хозяйки, неприятно царапнули, хоть Тинто и понимал умом, что мама работала не одна и без неё работа не остановится. Он бродил из комнаты в комнату, замечая знакомые вещи, незаконченные дела – здесь собирались стену подновить, тут на рукодельном столике у большого окна с видом на пруд лежит недорасшитый пояс – для него – с воткнутой иголкой. И как-то вдруг осознал, что мамы и правда нет. Ни здесь, ни где-то ещё, разве что у Намо…