Взгляни на дом свой, ангел
Шрифт:
— Черт! — буркнул «Папаша» Рейнхарт на ухо Юджину. — Это я знал еще до того, как заплатил за обучение.
Сочно улыбаясь и поглаживая себя ласковыми пальцами, мистер Леонард вернулся к уроку.
— Ну, а теперь… — начал он.
— Кто такой Катулл? — резко выкрикнул Юджин.
Как взметнувшееся копье в его мозгу — это имя.
— Он был поэтом, — быстро и необдуманно ответил мистер Леонард, захваченный врасплох. И раскаялся в этом.
— А какие стихи он писал? — спросил Юджин.
Ответа не последовало.
— Как Гораций?
— Не-ет, — задумчиво сказал мистер Леонард. —
— А какие? — спросил Том Дэвис.
— Как кишки твоей бабушки, — залихватски шепнул «Папаша» Рейнхарт.
— Ну… он писал на злободневные темы своего времени, — непринужденно ответил мистер Леонард.
— А он писал про любовь? — спросил Юджин дрожащим голосом.
Том Дэвис удивленно повернулся к нему.
— Ух ты! — воскликнул он потом. И начал хохотать.
— Он писал про любовь! — вскричал Юджин убежденно и страстно. — Он писал про свою любовь к даме, которую звали Лесбия. Спросите мистера Леонарда, если вы мне не верите.
Жадные лица повернулись к мистеру Леонарду.
— Ну… нет… да… я этого точно не знаю, — с вызовом сказал мистер Леонард, смешавшись. — Где ты это выискал, мальчик?
— Прочел в одной книге, — ответил Юджин, тщетно вспоминая, в какой. Как взметнувшееся копье — это имя.
«…язык раздвоен, как у змея, копье взметнувшееся страсти». «Odi et amo: quare id faciam…» [9]— Ну, далеко не все, — сказал мистер Леонард. — Некоторые, — уступил он.
«…fortassa requiris. Nescio, sed fieri sentio et excrucior». [10]— А кто она была такая? — спросил Том Дэвис.
— О, в те дни был такой обычай, — небрежно ответил мистер Леонард. — Вот как Данте и Беатриче. Так поэты выражали свое уважение.
9
И ненавижу ее и люблю… «Почему же?» — ты спросишь.
10
Сам я не знаю, но так чувствую я — и томлюсь (лат.).
Змей зашептал. В его крови вспузырилось бешеное ликование. Лохмотья послушания, заискивающей робости, почтительного страха поясом опали вокруг него.
— Она была замужней женщиной! — сказал он громко. — Вот кем она была.
Жуткая тишина.
— Э… да… кто это тебе сказал? — растерянно спросил мистер Леонард. Замужество представилось ему нелепым и, возможно, опасным мифом. — Кто тебе это сказал, мальчик?
— Так она была замужней? — спросил Том Дэвис подчеркнуто.
— Ну… не совсем, — пробормотал мистер Леонард, потирая подбородок.
— Она была дурной женщиной, — сказал Юджин. И на пределе отчаянности добавил: — Она была потаскушка.
«Папаша» Рейнхарт ахнул.
— Что? Что? Что? — выкрикнул мистер Леонард, когда к нему вернулся дар речи. В нем кипела злость. Он вскочил со стула. — Что ты сказал, мальчик?
Но
— Следи за своей манерой выражаться, Юджин, — мягко сказал мистер Леонард. — А ну-ка! — воскликнул он вдруг, энергично хватая свою книгу. — Это пустой перевод времени. За работу, за работу! — добродушно призвал он, поплевывая на ладони своего интеллекта. — Ах вы, мошенники, — сказал он, заметив усмешку Тома Дэвиса. — Я знаю, чего вы добиваетесь, — вы хотите проболтать весь урок.
11
Басистый хохот Тома Дэвиса смешался с его пронзительным ржанием.
— Ну, хорошо, Том, — деловито распорядился мистер Леонард. — Страница сорок третья, раздел шестой, строка пятнадцатая. Начни отсюда.
Тут зазвенел звонок, и хохот Тома Дэвиса заполнил классную комнату.
Тем не менее в пределах избитых традиционных дорог он учил вовсе неплохо. Возможно, ему было бы нелегко перевести страницу латинской прозы или стихов, которую он не выучил буквально наизусть за годы повторения. С греческим языком подобный опыт кончился бы, без сомнения, еще плачевнее, но зато какой-нибудь аорист второй или оптатив он узнал бы и в темноте (при условии, что встречал их раньше). Два последних года были отданы бесценному греческому языку — они читали «Анабасис».
— Ну, и какой толк от всего этого? — вызывающе спрашивал Том Дэвис.
Тут мистер Леонард чувствовал под собой твердую почву. Он понимал значение классических языков.
— Все это учит человека воспринимать высокие ценности духа. Закладывает основу для самого широкого образования. Тренирует его ум.
— А какая ему от всего этого будет польза, когда он начнет работать? — сказал «Папаша» Рейнхарт. — Кукурузу-то он от этого лучше выращивать не научится.
— Ну… я бы не сказал, — ответил мистер Леонард с протестующим смешком. — Именно научится.
«Папаша» Рейнхарт поглядел на него, комически наклонив голову набок. Шея у него была чуть кривой, и от этого его добродушно веселое лицо приобретало выражение взрослой насмешливости.
Голос у него был грубый, как и его добродушный юмор, и он постоянно жевал табак. Его отец был богат. Он жил на большой ферме в Долинке Лунна, продавал молоко и масло, а в городе у него была кузница. Вся семья держалась по-простецки — по происхождению они были немцы.