Взлет
Шрифт:
Однако, когда первые пешие начали взбираться по склону, такому скользкому и вонючему, кишащему мухами, осами из-за разлитого меда, как и пчелами, они ощутили полноту нелепости положения. Болезненной, порой и убийственной нелепости. Ну а когда скатилось первое бревно, калеча и убивая не менее десяти ратников, штурм на этом направлении закончился. Но вот конница все еще заходила на холм и там скрывалась. Видимо, противник посчитал, что в этом и есть шанс захватить наш холм, якобы ворваться на плечах всадников-ангелов. Так что ратники, только что вывозившиеся в вонючих субстанциях, покусанные
— Бей! Товсь! Бей! — с надрывом командовал Алексей и лучники, навесом через стену, осыпали противника, рвущегося к проходу, где начинался невидимый для глаз врага, удобный, пологий спуск, по который прежде всего оставался для наших вылазок.
Облаченные в добрые брони, противники, не так чтобы и сильно страдали от наших стрел, но количество постепенно переходило с качество. То одна стрела попадет в лицо врагу, впиваясь тому в щеку, то получалось пробить кольчугу бронебойными, с двумя зубцами стрелами, или же страдали кони от царапин и прямых попаданий в ляжки. Тогда они сбрасывали своих наездников, или артачились подчиняться. Чуть более болезненными, чем стрелы, для врага были сулицы. Они, если и не пробивали доспехи, то кинетическая сила удара от пущенного снаряда была чувствительной для рвущегося вперед противника. Можно прямым попаданием выбить из седла наездника, а можно попасть в бочину коню, что так результативно. Промахнуться было сложно, начиналась уже не толкучка, а форменная давка.
— Подать сигнал Богояру на выдвижение! — спокойно приказал я, находясь на достроенной только два часа назад смотровой площадке чуть ли не в середине нашего укрепрайона.
Взяв отрез материи, смоченной в воде, я снял шлем и подшлемник, выжал живительную влагу на голову, после чего протер мокрой льняной тканью лицо и шею. Было очень жарко и этот фактор нужно учитывать. Мы даже приготовили кади с водой, чтобы хоть как-то, пусть временно, но воины могли охладиться. Сознания теряли и мои братья и враги, для всех жара была одинаково неласкова.
Я стал спускаться с вышки, пытаясь проанализировать действия противника. Уже почти что час, как идет сражение и я не переставал думать, что еще может предпринять противник. Нужно нивелировать все потуги неприятеля взять нас на приступ. Вот вроде бы все предусмотрел, распределил силы по направлениям и нигде пока оборона критически не трещит. Этого и не должно быть, если готовится в бою правильно, основательно. Главное оружие воина — лопата! Но нельзя недооценивать врага, поэтому и думал, вспоминая и анализируя бой с самого его начала.
Сражение началось чуть меньше часа назад, почти сразу после того, как мой отец вновь нарушил свою клятву и перебежал ко мне.
Враги оказались достаточно обидчивы, сперва поперли напролом. Надо же… всего-то многих ратников окатило экскрементами. Ну или, чего тут стесняться и не называть вещи своими именами? Говном! Порой и сладким, потому как добавляли немного меда в субстанцию, привлекая не только мух. Мы обнаружили большое количество ос и пчел. В этом времени
Был порыв в рядах противника, что-то кричали, грозили проклятиями. Отчего только так нервничали? И не понять почему, им не понравился «фекалийный подарок». Как же так? Мы же от чистого сердца и не всегда чистого иного места!
Были те мятежники, которые после такого унижения, рванули к холму и сразу же получили от нас отлуп. Около тысячи воинов мятежников подскакали к месту, гденачинались ловушки, стали спешиваться. Но, ведомые не разумом, а жаждой мести, поперли к склону возвышенности.
Их встречали, как беспорядочный, почти не прекращающийся, дождь из стрел, так и прицельные выстрелы лучших наших лучников, которые били по врагу с вышек. Ответом на поток стрел, стало то, что противник сам стал отстреливаться. Но делать это мятежникам было крайне сложно.
Карабкаясь по склону, враги, наверняка, неожиданно для себя, поняли, что ползут и скользят по тем же фекалиями, которыми ранее одаривали их на подходе. Измазываясь окончательно во все это, да еще и замешанное на глине, «дерьмовые» воины привлекали такое невообразимое количество мух, чуть меньше ос, что, уверен, мои бойцы еще усерднее стали выбивать вонючек, только бы они не взобрались на склон и не принесли вонь и рои насекомых.
И ладно, что насекомые мешали, а некоторые так и залазили под доспех и там уже кусали. Такое можно стерпеть, пусть и потеряв при этом концентрацию, так еще скользко было. Поэтому и не получалось слажено и прицельно отстреливаться, а навстречу все летели и летели болты со стрелами.
Так что, потеряв порядка ста убитыми, и забрав еще до двух сотен своих воинов раненными, мятежники откатились. Мы потеряли только пятерых лучников раненными.
— Я за трофеями не пойду! Они же все в говне! — сказал после того первого нелепого штурма, Геркул, чем рассмешил всех вокруг.
— Потом пленным поручим, — отсмеявшись сказал я.
На самом деле причиной того, что мы даже не спустились, чтобы забрать уцелевшие стрелы, было то, что враг не откатился, а готовил комбинированную атаку.
Враг знал, что его ждет у подножия холма, да и за сто метров до склона, предполагал, что ловушек еще много. «Дерьмовый», первый штурм, так же показал, что и минув сто метров жизнь медовой не становится. Хотя, почему? Мед там есть, правда немного, но есть то, чего не пожалели, а выстоим, так обновим «покрытие».
Так что противник посчитал, что раз достаточно вольготно большой отряд конных Братства скрылся за холмом, значит там и есть проход, туда и бить нужно, ну и не только туда, чтобы растянуть нашу оборону. Не так чтобы и глупо, напротив. Мы могли просто не справиться одновременно защищаться на нескольких направлениях, сил не хватит.
И теперь, когда мятежные конные дружинники, возглавляемые, скорее всего, галичским князем Владимирко, рвутся в оставленное без ловушек дефиле, мы одновременно вступили и в речной бой и обстрел со стороны половцев на северо-западном склоне холма. Там же собираются спешенные ратники для атаки. Что-то мне подсказывает, что и это не все.