Взрослые люди

Шнайдер Анна

Ну да, теперь понятно, почему мне понадобились приёмные дети. Отчего я не завела своих.

— Да-а-а, — протянула я, тоже растеряв всю весёлость. — Поэтому я думаю, что конец будет максимально реалистичным. Она останется в своём мире, он продолжит коллекционирование.

— И какова же тогда будет мораль сей басни? — усмехнулся Виктор, складывая руки на груди. Выглядел он сейчас весьма мрачно и упрямо. Как баран, который собирается штурмовать особо крепкие ворота.

— А должна быть мораль?

— Конечно. Даже, уж извини, любовные романы просто так не

пишутся. Я это понял по твоим книгам в том числе. Всегда существует какой-то путь для трансформации героя. А здесь никакой трансформации, получается, не будет. Зачем это читать? Чтобы расстроиться?

Он был прав, если бы мы говорили лишь о тексте.

Но, увы, наш разговор имел двойное значение. Двойные смыслы. Поэтому я ответила, почти переломив себя:

— Чтобы не забывать: реальная жизнь не сказка. Люди не меняются. И не всегда истории любви заканчиваются свадьбой и детьми. Иногда, даже если чувства глубоки, приходится расставаться с мечтой. Потому что она иллюзорна.

Я думала, Виктор будет спорить. Доказывать, что он способен, что я слишком пессимистична, что ему нужен шанс и так далее.

Но вместо этого он, тяжело вздохнув, вдруг поинтересовался:

— Когда тебе в ветеринарку теперь?

Э-э-э… Что?

— В ветеринарку, — повторил Виктор почти по слогам, видимо заметив моё недоумение. — С Сенькой. Ей же надо снять швы. Ты сама говорила об этом после операции, я помню. Когда поедешь? Я тебя отвезу.

Мой пока ещё простудный мозг не осознал, что это было. Почему он отступил? Или это не отступление, а такой тактический приём? Сделать перерыв перед атакой?

— Хорошо бы завтра, в понедельник то есть. Но до завтра я вряд ли окончательно оклемаюсь. Слабость ещё сильная. Наверное, во вторник или среду. А ты…

— Ну да, я вас отвезу, — кивнул Виктор невозмутимо. — Я и с ребятами уже договорился, они согласны.

Договорился он! И простили ведь его мои дети. Ладно Лика — она мало что поняла, но близнецы прям удивили.

И животные Виктора приняли. Даже Сажик — ещё утром она сидела и с подозрением таращилась на нового человека в доме, а теперь спокойно спала в корзинке за его спиной. Об остальных и упоминать нечего — те отнеслись к Виктору так, будто он всегда тут жил. В шкафу прятался, а теперь вот вылез на свет божий, падает с диванов, моет полы и ест пиццу.

— Ладно, — сдалась я в итоге. Спорить с Виктором ещё и по поводу его желания работать таксистом у меня сейчас не было сил. Я и так угрохала их целую кучу, пытаясь иносказательно объяснить ему, почему нет.

И ведь он отлично понимает, что я права! Зачем упорствует?

Если бы это была книга, я бы ответила на подобный вопрос так: просто это любовь. Но мы находились не в книге, а в реальности. Поэтому я не спешила разбрасываться столь громкими словами.

Любовь в моей жизни уже была. И она, к сожалению, очень плохо закончилась.

57

Виктор

Одно

из сложнейших занятий в жизни — пытаться переубедить кого-то посредством слов. Чем старше и опытнее человек, тем неприступнее эта крепость. А если имеешь дело ещё и с писателем, работой которого является играть словами и составлять из них истории, дело совсем гиблое.

Я не настолько глуп и наивен, чтобы пытаться доказать что-то Асе при помощи одного лишь языка.

«Ася, мне нужна только ты! Я буду любить тебя вечно!»

Ну-ну.

«Ася, ты сказала, что люди не меняются! Я стану исключением! Просто поверь мне!»

Тьфу ты.

Нет. Взрослая жизнь другая. Хоть я и не со всеми её гранями знаком на личном опыте, но людей повидал на своём веку немало и историй, реальных, невыдуманных, слышал столько, что на Александрийскую библиотеку хватило бы, умей я их рассказывать.

Нравится кому-то или нет, но взрослая романтика на пути к сердцу мудрой опытной женщины — это ежедневными делами показывать, что ты за фрукт и с чем тебя едят. Что ты не ГМО, не червивый, не гнилой, а тот, на кого можно положиться, и что если ты решил изменить образ жизни, то это всерьёз.

А я и вправду всерьёз.

В этом я убедился в течение нескольких часов после того, как выехал от Збруевых в сторону ближайшей заправки. Всё это время, занимаясь делами и встречами, я не переставал прокручивать в голове последние сутки.

Например, вспомнил, как я заволновался, узнав, что Ася болеет, и как это волнение кратно усилилось, стоило мне увидеть её вживую. Вроде и сомнений не было, что у неё обычная простуда. Дети постоянно приносят всякую заразу из садиков и школ, обычное дело. Но разве понимание этого придаёт спокойствия, когда болеет по-настоящему дорогой для тебя человек?

Ещё я увидел, как живёт их многочисленная семья. Насколько у них здоровые взаимоотношения, насколько в их скромной квартире уютно, чёрт побери. И да — уходить оттуда мне не хотелось совсем. Даже несмотря на шерсть, которая там была, кажется, повсюду.

Самую сильную досаду вызывало то, что я чувствовал: несмотря на хорошее отношение ко мне и детей, и Аси, я по-прежнему для них чужой человек. Я не член их семьи, а просто знакомый, максимум друг. И провожали они меня как друга — с радостным облегчением от того, что дорогой гость наконец уходит и теперь можно расслабиться. Умом я всё понимал — за пару недель знакомства я и так многого достиг, практически сделал подкоп под неприступную крепость. И тем не менее…

Заправив машину, я поехал к Вадиму, чтобы одолжить денег. Отбоя тревоги ещё не было, значит, надо продержаться какое-то время, надеюсь, недолгое. У Аси, понятное дело, я взял только на бензин, но мне и кушать хочется, и не доширак желательно.

Вадим предложил встретиться в баре, и я, вбивая в навигатор адрес незнакомого места, неожиданно вспомнил, как услышал от друга совсем недавно, что семья — это единственное, что может спасти от убожества моего «кладбищенского склепа». Подумал про Асю и её ребят, как здорово мне было у них, с ними…