Взрывное лето

Серова Марина Сергеевна

Ярославцев с каким-то бешеным каратистским криком вылетел из кустов, словно пушечное ядро. Когда ребро Венькиной ладони коснулось шеи Тарасенко, бандит не успел ничего понять, он был уверен, что убивает меня. Так и свалился — бесформенной кучей, с выражением жестокой радости на лице.

Набежали наши, Витя сдернул меня с Авдеева:

— Цела?

Я кивнула, перед глазами все еще плясала улыбка Тарасенко над дулом автомата.

— Ты? — Витя обернулся к Ярославцеву.

— Нормально, — он пожал плечами и стал отряхивать брюки. Руки у

него немного дрожали.

— А? Как фасон держит парень? — шепнул мне Самойлов.

— Молоток, — согласилась я.

Спецназовцы тем временем споро надели на бандитов наручники. Авдеев все еще пытался сопротивляться, но ему дали пару раз по морде, и он перестал дергаться, только глазами сверкал и матерился. Одного из ребят автоматная очередь все-таки зацепила. К счастью, легко — пуля пробила мягкие ткани плеча. Парня бинтовали, а он шипел от боли и злобно косился на лежащего без сознания Тарасенко.

— Веня, — забеспокоилась я, — а что это твой крестник до сих пор в себя не пришел? Ты его не пришиб часом?

— Да нет, — Ярославцев посмотрел на меня и не слишком охотно объяснил: — Этот удар специально так поставлен, он еще минут двадцать будет в отключке.

Подъехала машина для перевозки арестованных. Сюда же водитель подогнал спецназовский «УАЗ». Витя пошел распорядиться погрузкой, а я разглядывала Авдеева. Все-таки уши у него здорово оттопыренные. Не как у Чебурашки, конечно, тут я была не права, но все равно сильно.

Витя тем временем поговорил о чем-то со спецназовцами, кому-то пожал руку, кто-то похлопал его по плечу, и ребята полезли в машину. Еще через пару минут «воронок» с «УАЗом» уехали, и на пустыре остались мы втроем.

Витя подошел к нам и открыл было рот, но я остановила его:

— Подожди, я сказать хочу, — повернулась к Веньке и продолжила: — Товарищ Ярославцев, в присутствии вашего начальства хочу выразить благодарность за спасение моей жизни.

Потом махнула рукой и сказала проще:

— Веня, я хочу сказать, что, если бы не ты, эта скотина меня бы пристрелила… Спасибо.

Ярославцев выпрямился, подобрался, ответил неожиданным басом:

— Нормально. Служба у нас такая.

Губы его дрогнули, он быстро отвернулся и пошел за дом, к машине.

— Да-а. Ты представляешь, Таня, сколько лет он эти слова перед зеркалом репетировал? — тихо сказал Витя, глядя ему вслед.

Пиццу я испекла огромную, есть у меня специальная сковорода — полметра в диаметре. Щедро положила в начинку грибов, один большой клин выложила зелеными оливками. Витя их очень любит, а Андрей, наоборот, на дух не переносит. Рассчитала время так, чтобы привезти ее в больницу еще горячей.

Когда я вошла в палату, оказалось, что в кои-то веки ребята успели раньше меня. Андрей сидел на кровати, а Витя с Венькой устроились по обе стороны от него и оживленно пересказывали вчерашние, точнее, сегодняшние, ну в общем, ночные события.

— О-о! — Андрей первым заметил сковородку у меня в руках. Пришлось везти пиццу в ней, иначе она бы просто

сломалась. — Теперь я точно вижу, что дело закончено. Раз Танька до кухни добралась, значит, всех повязали!

— Все-то ты про меня знаешь, — усмехнулась я и, кивнув на тумбочку у кровати, попросила Самойлова: — Витя, освободи жизненное пространство.

Он быстренько смахнул все с тумбочки, я застелила ее специально прихваченной большой салфеткой и торжественно выложила свой кулинарный шедевр. Вынула из кармана перочинный ножик, положила рядом.

— Режьте сами, кому как нравится.

— А по капельке? — спросил Андрей.

— Ты что! — ахнула я. — Из него только что две пули вынули, а он туда же.

Самойлов и Ярославцев переглянулись.

— Вот-вот, — глубокомысленно промолвил Витя. — Тебе лечиться надо.

— Ну, вырастил смену! — возмутился Мельников. — Я еще понимаю Таньку, она раньше в прокуратуре работала, что с нее взять. А вас ведь я воспитывал! Оперативники называется! Идут к начальству докладывать об успешном окончании операции и пузырек с собой не захватили! Разочаровали вы меня, ребята. Все, уйду я от вас!

— Да ладно уж! — жалобно сказал Витя. — Чего это ты на нас так… — Он влез рукой в свою знаменитую папку и вынул оттуда плоскую бутылочку коньяка. — Чуть что, сразу уйду, уйду…

— А вот это совсем другое дело! — оценил Мельников. — Раз так, то остаюсь. Веня, будь другом, пошарь в тумбочке, у меня там одноразовые стаканчики должны быть.

— Ребята, вы что, — пыталась я спорить и остановить это безобразие, пока Ярославцев возился в тумбочке, отыскивая стаканы. — Андрей, ты же в больнице, тебе нельзя!

— Ладно тебе, Таня, по наперстку ведь! Ты оцени, такая махонькая скляночка на троих мужиков, — миролюбиво успокоил меня Витя. — Ты не думай, мы и тебе нальем.

— Мне нельзя, — твердо отказалась я. — Я за рулем.

— Нельзя так нельзя, — согласился Самойлов. — А нам не только можно, но и нужно, — и разлил все, что было в бутылке, в три стакана. А мне налил сока папайи.

— Именно, — поддержал его Андрей. — Коньяк врачи очень даже рекомендуют для расширения сосудов. Нет, Танька, ты сама подумай, такое дело свернули, грех же не выпить! — Он поднял свой стаканчик. — Вот выйду я из больницы, мы еще соберемся и как следует отметим это дело. Ну, за присутствующих здесь дам!

— За тебя, Таня! — поддержал его Самойлов.

Ярославцев молча отсалютовал мне своим стаканчиком.

Мы выпили и принялись за пиццу. Витя первым вырезал себе кусок с оливками, улыбнулся мне благодарно, передал нож Ярославцеву. Тот не слишком уверенно примерялся сначала отрезать тонкую полоску, потом передумал, лихо отхватил себе здоровенный кусок и сразу начал жевать. Лицо у него стало задумчивым.

— А я из твоих ручек хочу, — нахально заявил Мельников, — так вкуснее.

— Вот и думай, что это: комплимент или безразмерная наглость с твоей стороны, — проворчала я, отрезая и ему небольшой ломоть.