Взять хотя бы меня
Шрифт:
– С такой травмой вам надо в обычную больницу, – заметила медсестра в приемном покое.
– Справлюсь и так, – ответила я.
– Я, честно говоря, совершенно не хочу класть тебя к нам, Джули, – поздоровавшись, сообщил мне знакомый доктор. Он меня хорошо знал, я ведь столько раз приезжала к нему с родителями. – Может, просто расскажешь, что случилось?
Я и рассказала. Рассказала, что мой брак трещит по швам. И добавила:
– А еще мне кажется, что я алкоголик.
– Ты ранимая, чувствительная молодая женщина, а сейчас тебе приходится переживать сильную травму – неудавшийся брак, – ответил доктор. – Поэтому ты и пьешь. Все объяснимо.
Поскольку я настаивала, он согласился положить
Доктор разработал простой план. Он протестирует меня, чтобы понять: мои мечты чересчур грандиозны или все-таки реалистичны? Я же, запертая в лечебнице, могла наконец проанализировать собственную жизнь. Протрезвев до конца, пусть и всего на несколько дней, я могла теперь изучить обломки своего брака. Мартину сообщили о том, что я попала в больницу, и он прислал два десятка красных роз. Доменику, когда она прилетела из Лос-Анджелеса, отправили в гости к моим родителям. Сохранилась фотография, где дочка сидит у меня на коленях, а я качаюсь на качелях в больничном дворе. Ветер развевает ее челку. Доменика счастливо улыбается. Я выгляжу изможденной и очень печальной.
– Ваши тесты показали, что вы очень одаренный человек, – заявил мне доктор. – За долгие годы практики я впервые вижу такие оценки. Вы совершенно правы, когда мечтаете о чем-то великом. У вас выдающиеся способности.
– И мой брак рухнул.
– Да. Кажется, так и есть.
– Мне нужно развестись.
– Думаю, это мудрое решение.
Вот так, находясь в психиатрической лечебнице, я связалась с Мартином и сообщила, что не собираюсь возвращаться к нему. Красные розы все еще сияли великолепием, когда я разговаривала по телефону с тем, кто их прислал.
Родители переживали за меня. Им не приходилось иметь дело с разводом, ведь классический брак в нашем роду – долгий и счастливый. «Смогу ли я воспитывать дочь в одиночку?» – тревожились мама с папой. Я волновалась о том же.
Вопрос, где же мой дом, по-прежнему не давал мне покоя. В Чикаго, у родителей? В Вашингтоне или Нью-Йорке, где я вдрызг напивалась в одиночку? Нет, кажется, мой дом все-таки в Лос-Анджелесе. Я планировала связать свою жизнь с киноиндустрией еще до того, как встретила Мартина. Если я все еще хочу это сделать, нужно ехать на запад. Посему, проведя в лечебнице пять дней и успев запустить процедуру развода, я села на самолет, летящий в Лос-Анджелес. Стюардесса обходила пассажиров, предлагая напитки, и я вспомнила слова доктора: он не считает, что я алкоголичка. А раз не алкоголичка, то мне можно выпить, убедила я себя. Тот заказ в самолете был первым, но далеко не последним.
В Лос-Анджелесе я забрала свою пишущую машинку из особняка, где жила с Мартином. Его дом – это его дом, решила я и переехала в Sunset Marquis, отель, пользующийся большой популярностью у журналистов. Установила на рабочем столе в номере пишущую машинку и назвала это место своим домом.
– Тебе нужен нормальный дом. Не можешь же ты все время жить тут. Особенно с ребенком, – заявила Дита Салливан, крестная Доменики, и, вместе со своим парнем, сценаристом Алексом Джейкобсом, решила взять меня под свою опеку. Они помогли мне подыскать дом. Это был просто замечательный особняк – Алекс жил там, когда писал сценарий «В упор». Когда-то он принадлежал Деннису Хопперу – а раз так, то для писателя это должно быть очень удачное место. Теперь домом владел пожилой актер Макс Шоуолтер. Он жил по соседству, в старом особняке Кларка Гейбла и Кэрол Ломбард, и наверняка с удовольствием сдал бы жилье молодой матери. Внутри имелась вся мебель, а снаружи – небольшой очаровательный садик, с которым Макс ежедневно
У Макса Шоуолтера оказалось поистине золотое сердце. Стоило Алексу обрисовать ситуацию в общих чертах, Макс тут же проникся моей бедой. Я стояла перед ним, слабая, едва сдерживающая дрожь, и пыталась казаться спокойной. Дом мне очень понравился, такой уютный и очаровательный. Там нашлись бы комнаты для меня, Доменики и няни. Из прессы Макс уже знал о моем разводе и готов был помочь. Мы с Доменикой могли вселяться хоть сегодня. Мне можно было арендовать дом на год, а там видно будет.
Итак, я переехала на Голливудский бульвар, 7959. Мама прилетела в Лос-Анджелес с Доменикой, и я разместила в газетах объявление о поиске помощи в уходе за ребенком. (Предыдущую няню Доменики мы уволили за кражу.) В конце концов я выбрала моложавую женщину по имени Кейт. Она поселилась в маленькой квартирке над гаражом. Доменику я разместила в комнате по соседству с моей.
– Я писательница, – объяснила я Кейт. – Мне нужно вернуться к работе, иначе нам не на что будет жить. Если вы сможете освободить мне дни, чтобы я могла работать… – Кейт ответила, что ей это по силам.
– Ужасно не хочу уезжать домой и оставлять тебя в одиночестве, – посетовала мама.
– Со мной все будет в порядке. Кейт справится.
– Но ты так далеко…
– Ох, мам. Я буду звонить. И можно писать друг другу.
– Просто хочу, чтобы ты знала: я очень тобой горжусь и думаю, что тебе удалось устроить на удивление эффективное домохозяйство. – И с этими словами моя матушка уехала в аэропорт.
Это мама верно заметила: какие-то начатки умения вести домашнее хозяйство у меня все-таки были. Верно и то, что у меня были проблемы с алкоголем. Макс любезно поведал мне о магазине Almor Liquor, где продавали спиртное навынос и с доставкой на дом. Я открыла там счет и указала состав ежедневного заказа. На самом деле спиртное доставляли на дом не один раз в день, а два. По утрам, полная решимости жестко контролировать, что и как пью, я заказывала несколько бутылок белого вина. К полудню, в очередной раз потерпев сокрушительное поражение, я заказывала крепкий ликер, виски, водку или коньяк. Если курьер из Almor Liquor и осуждал меня, он ни разу не позволил себе это выказать. Молча выставлял бутылки на кухонный стол, принимал чаевые и благодарил: «Спасибо, мэм». Чек я отправляла в корзинку со всеми счетами – среди которых было очень мало счетов за еду.
Поставив пишущую машинку на стол в столовой, я каждое утро садилась за написание очередных страниц. «Это фильм о любви и дружбе, предательстве и мести, – напечатала я на первом листе. – Короче, обо всем». Уловка заключалась в том, чтобы писать, пока я чувствую себя достаточно трезвой для творчества, писать, пока алкоголь действует за меня, а не против.
«Никакого кокаина, – приказывала я себе, хотя под кокаином могла бы писать гораздо дольше. – Кокс запрещен и опасен. Не станешь же ты нюхать его, когда в доме ребенок?» – так я решила.
Пытаясь отыскать, что же именно виновато в развале моего брака, я остановилась на наркотиках. Разве кокаин не ускорил мое скатывание в алкоголизм? Разве он не превращал меня в человека, которого и я сама-то не узнавала? Под коксом и вдрызг пьяная, я становилась головной болью для всех окружающих. «Отвези ее домой», – бывало, говорил Мартин Мардику в такие моменты, и тот слушался – хотя и не особо желая нюхать перегар в своем новеньком «кадиллаке». Сейчас же мне хотелось наконец стать ответственной за свою жизнь. Если я не могла бросить пить – а я не могла, – можно по крайней мере попытаться избавиться от кокаина.