Взятка
Шрифт:
— Я не возражаю. Ты уже достаточно натерпелась, — сказала она. — Звонил Скотт. Пять раз.
— Он может отправляться к черту.
Она рассмеялась.
— Забавно. Это было именно то, что я ему сказала.
— Эв. Ты не должна была этого делать.
Скотт не был ее продюсером, потому что она не работала на лейбле, в данный момент только пела внештатно, но он был знаменит в Нэшвилле. И он мог бы разрушить ее карьеру, занеся ее в черный список любого лейбла одним-единственным электронным письмом.
— Мне все равно. Если Скотт захочет попытаться разрушить мою карьеру, я расскажу миру
Кое-что, на что мне хотелось бы набраться смелости. Вместо этого я поехала по большой дороге в Монтану.
— Ты заглядывала в социальные сети? — спросила она.
— Однажды. — В понедельник я отважилась зайти в Твиттер и, прочитав семь спекулятивных тем, закрыла приложение. — Очевидно, я либо нахожусь на реабилитации, либо у меня был психический срыв. Один тролль написал, что мне пришлось уволиться, потому что Меган была настоящей певицей, а я только подпевала ее песням.
— Люди — придурки.
— Это правда. Но это не имеет значения. Теперь я Джейд Морган.
— А как поживает Джейд? — в голосе Эверли слышалось неподдельное беспокойство. — Ты хорошо держишься?
Я выглянула в окно, любуясь захватывающим видом на возвышающиеся вдалеке горы и холмистые зеленые и золотые поля в долине.
— Я думаю, что нашла нужное место.
Прошла всего неделя, но здесь я чувствовала себя более умиротворенной, чем за все годы пребывания в Нэшвилле. Может быть, дело было в более легком графике. Может быть, дело было в тишине. Может быть, дело было в Дюке. Какой бы ни была причина, Каламити оставлял свой след, собирая маленькие кусочки моей души, которые были разбиты вдребезги. День за днем эти осколки срастались воедино, образуя новую меня.
Джейд.
— Я скучаю по тебе, — сказала Эверли.
— Я тоже скучаю по тебе. Расскажи мне, что с тобой происходит.
Мы целый час говорили об альбоме, над которым она работала несколько месяцев. На следующей неделе у нее будет время в студии, чтобы начать запись. Она напела мне мелодию к одной из своих любимых песен, затем дала мне пару вариантов припева и спросила, какой мне нравится больше всего. Я слушала, как зачарованная, игнорируя ту часть своего сердца, которая жаждала оказаться на ее месте.
Я все еще не могла заставить себя думать о музыке. В течение многих лет я открывала рот, и первое, что вырывалось наружу, была музыка. В течение нескольких недель, после появления Меган, царила только тишина.
После того, как мы с Эверли попрощались, я пропустила свой дневной сон и поднялась наверх, чтобы долго принимать душ, а затем провела день, наводя порядок в фермерском доме.
И беспокоясь.
Беспокойство Эверли исходило от чистого сердца, но у меня от этого голова пошла кругом. Была ли я слишком доверчива? Да. Должен ли у меня быть план отхода? В данный момент я не могла представить, что покину Каламити. Но что, если репортеры действительно появятся в поисках материала для статьи? Фермерский дом был уединенным и изолированно стоящим. Одна из причин, по которой я обожала это место, заключалась в том, что было приятно иметь свободное пространство. Но если на мою подъездную дорожку заедет грузовик СМИ, я застряну.
Как только уборка была закончена,
Потом я сидела перед телевизором, не обращая никакого внимания на ситком на экране, пока один час переходил во второй. Паранойя, которая была у меня в первые дни в Каламити, вернулась. Я задернула жалюзи на окне гостиной, чтобы спрятаться. Беспокоясь о том, что должно было произойти.
Сегодня вечером Дюк задаст вопросы, на которые я не хотела отвечать. Я вновь переживу страх и боль последних шести месяцев, чего я хотела избежать, даже если он будет длиться всего несколько минут.
Я знала его достаточно хорошо, чтобы предсказать его реакцию. Он бы разозлился. Он бы захотел вмешаться и помочь. И мне пришлось бы умолять его оставить все как есть. Я только хотела, чтобы все исчезло.
Зазвонил мой телефон, пришло сообщение от Дюка с его адресом и припиской приходить, когда буду готова.
Если я буду тянуть время, то будет только сложнее, поэтому я встала с дивана и вышла за дверь, взяв свою сумочку, в которой у меня было несколько вещей на ночь, и поехала через весь город.
Мои пальцы барабанили по рулю, а беспокойство усиливалось, когда я следила за своим навигационным приложением. Я представляла себе, что он живет в городе, уютно устроившись в тихом районе, окруженный обществом, которое он так сильно любил. Но дом Дюка был на границе Каламити, где у соседей было свободное пространство друг от друга. Владения на этой дороге граничили с открытыми пшеничными полями.
Поворот к Дюку был отмечен валуном, на камне был выгравирован номер его дома. Я направила свой «Ровер» с улицы на подъездную дорожку, обсаженную деревьями. За их стволами виднелась пышная и раскинувшаяся лужайка. Гравий хрустел под моими шинами, когда я проезжала мимо дерева за деревом, высокие ветви и зеленые листья создавали навес вдоль прямой полосы.
Затем показался его дом, и волна удивления отбросила мои тревоги в сторону. Его дом оказался совсем не таким, как я ожидала.
Он явно не был холостяцким гнездышком. Это был настоящий дом. Семейный очаг. Я припарковалась перед гаражом на три машины с крепким баскетбольным кольцом, стоящим на цементной площадке рядом с третьим отсеком. Основание обруча обрамляли две бочки из-под виски с петуниями в горшках, желтые и белые цветы отчаянно нуждались в обрезке.
Напротив гаража находился сам дом. Кирпичная кладка была выкрашена в белый цвет. Ставни из кедра были выкрашены в шоколадно-коричневый, который гармонировал с колоннами на крыльце.
Кто знал, что мой парень такой модный?
Входная дверь открылась, когда я выпрыгнула из «Ровера». Дюк вышел, все еще одетый в оливково-зеленую рубашку шерифа, заправленную в джинсы, но снял ботинки и стоял босиком на коврике.
Он выглядел таким домашним и расслабленным. Его руки были скрещены на груди, и он прислонился к дверному косяку, его ленивая поза противоречила острым глазам, пожиравшим каждый мой шаг по тротуару.
Я выбрала пару облегающих джинсов и майку на тонких бретельках, перекрещивающихся на плечах.