Warm

Панченко Сергей Анатольевич

Битва стихий приводила к формированию иного движения воздушных масс. Природа стремилась скорее прийти к новому устойчивому состоянию, выливающемуся в сильные ветра. Перенасыщенный влагой воздух устраивал настоящие тропические штормы даже вдали от береговой линии. Но благодаря им, воздух и поверхность планеты охлаждались достаточно быстро.

Течь в яму со льдом, больше не казалась серьезной проблемой. Теперь ветер гнал косой ливень, бьющий в дверь погреба. Потоки воды поднимались выше порога, затекая внутрь. По ступеням лестницы вниз стекали ручьи воды.

К счастью, она уже не была невыносимо горячей. На ее пути поставили плотину из самодельных кирпичей. Но они мало годились для этого, раскисали, скользили и разваливались.

На проблему люди, заточенные в погребе, смотрели как на обычную рутину, которая возникает ежедневно. События после катастрофы буквально заставили их смириться с мыслью, что каждый новый день будет полон проблем, к которым нужно быть готовым.

Новость о том, что температура снаружи понижается, добавила оптимизма. Теперь не было так страшно за то, что погреб останется единственным убежищем, спасающим от невыносимого пекла. Холод в нем, конечно же, требовалось сохранить только ради того, чтобы не умереть с голоду в ближайшее время. Доверяя предположениям Александра Сергеевича о глобальном масштабе катастрофы, вопрос пропитания мог превратиться в самый насущный.

Дождь то затихал, то начинался с новой силой. Дежуря у дверей, Александр замечал, как в моменты затишья солнце пытается пробиться сквозь тучи. Когда дождь налетал с новой силой, снова становилось темно. Молнии рассекали небо, но видны были только их отсветы, вспышки скрывала плотная завеса дождя.

Шла вторая неделя вынужденного заточения. Хотелось скорее покинуть тесное помещение погреба. Потолки давили, тьма резала глаза. Последнюю свечу дожгли два дня назад. Уже казалось, что и кислорода осталось немного. Временами Александр чувствовал приступы его нехватки и никак не мог надышаться. Клаустрофобия холодными пальцами сжимала рассудок.

Обстановка угнетала не только его. Люди стали больше молчать, больше спать. Разговоры не клеились. Все отношения свелись к выполнению обязанностей и несению дежурства.

Вторуша оклемался. Раны на спине покрылись здоровой сухой коркой. Заживая, раны зудели. Если активно не двигаться, то состояние раненого можно было считать нормальным. Он дежурил наравне со всеми. Благо, развлечение на это время у него было, парень самозабвенно чесал зудящую спину.

Вторуша нес вахту, стоя у внешней двери, переминаясь с ноги на ногу. Дождь почти не шел. Он не шел в том понимании, которое сложилось о нем за последние три дня. Дождь шуршал по дереву, а не хлестал тяжелыми струями, проникая в любую щель. Воды на лестнице почти не было. Вторуша даже позволил себе сесть на теплый камень.

Определенно, температура снаружи упала, но делать там все равно пока еще было нечего. В разговорах между собой о том, когда можно будет выйти наружу, Александр Сергеич высказал такую мысль, о том, что пока это делать опасно из-за сильных потоков, которые могут утянуть с холма вниз. Вода была горячей, чтобы барахтаться в ней долго.

Скрипнула

дверь.

– Кто?
– спросил Вторуша, уверенный, что его смена еще не закончилась.

– Дед Пихто, - ответил Гордей.

– Не твоя же смена?

– Я по делу, - Гордей поднялся и приоткрыл дверь.

Теплый сырой воздух дунул в лицо. Частый мелкий дождь мягко оседал на воду, будто не падал с неба, а появлялся прямо из воздуха, не успевая набрать скорости. Солнечный свет растворялся в такой густой атмосфере, создавая иллюзию отсутствия единого источника.

– Ну?
– Вторуша посмотрел на улицу.
– Какие у тебя там дела?

– Психоз у меня развился, дышать не видно. Пойду до бани схожу, проведаю ее и обратно.

Гордей был босиком. Закатал порты до колен и проверил пальцами ноги температуру воды в бегущем под порогом ручье.

– Сойдет, терпимо.

Он вышел наружу и встал под дождь. Одежда мгновенно сделалась мокрой.

– Гордей, а ты кому-нибудь сказал?

– Кому? Барину? Я что, должен отпрашиваться, как мальчишка?

– Да, нет, просто это опасно.

– Если не вернусь, не надо меня идти искать и спасать. За свой поступок отвечать буду сам. А сидеть в погребе я уже не могу, так и до греха недалеко. Бесят меня все, и ты бесишь, и я сам себя бешу. Давай, до встречи.

Гордей повернулся спиной к Вторуше и смело зашагал по воде, разбрызгивая ее по сторонам.

– И пускай кааапает, кааапает с неееба, иду в мокрых кроссах к тебе, где бы я неее был..., - популярная до катастрофы песенка в его исполнении быстро потонула в шуме дождя.

Вторуша прикрыл дверь, потому что где-то рядом громыхнул гром, предвестник сильного дождя. Спустя пару минут раздались звуки падения тяжелых капель, учащающиеся с каждой секундой. Еще через минуту ливень лупил в дверь, затекая во все щели. Поступок Гордея на фоне разгулявшейся стихии казался особенно легкомысленным.

К сильному ливню добавился ветер, рвущий косые струи дождя и разбегающийся волнами по поверхности водяных потоков. Вторуша начал волноваться за банщика все сильнее, подсознательно считая себя виноватым в том, что позволил ему совершить глупость. Если что-то случится с Гордеем, то спросят с него, как с последнего человека, который его видел.

Как назло, открылась дверь в погреб, и на лестнице появился Александр Сергеич.

– Здорово, Вторуша. Как обстановка? Завывает?

Звуки, доносящиеся с улицы, на самом деле напоминали завывания метели.

– Здрасти, завывает. А Гордей у вас не отпрашивался?
– Вторуша решил не откладывать мучавший его вопрос.

– В смысле? У меня, вроде, отпрашиваться не надо. Он, что, ушел?
– догадался Александр.

– Да. Сказал, что у него психоз развился и баню надо проведать.

– Баню? Да тут везде баня. Не пойму, то ли Гордей смелый такой, то ли безрассудный. Он как-то экипировался?

– Что? А, нет, босиком пошел. Сказал, что ему нормально. Он привычный.

– Ладно, будем ждать Гордея. Пост принял.