Wolf's mint

Лионкурт Алира

Он скользит ладонями по ее телу, очерчивая каждый его изгиб, и вот уже тяжелое платье с тихим шелестом соскальзывает к ее ногам, оставляя девушку лишь в туго затянутом черном корсете да тонком кружеве, едва скрывающем все то, что должно было скрывать. Его губы трогает улыбка, когда она, вздрагивает от холодного воздуха, коснувшегося ее обнаженной кожи, и отводит глаза. Петиру кажется, что он явственно ощущает ее страх, боязнь того, что неминуемо должно произойти. Он медленно проводит пальцами вдоль ее позвоночника, заставляя Сансу невольно, с тихим стоном выгнуться, подаваясь вперед. Поддевая атласную ленту, стягивающую корсет, он тянет за нее, ослабевая шнуровку, и едва слышно хрипло выдыхает:

– Не отводи взгляд.

А

в следующее мгновение тонет в ее глазах, забывая о том, как дышать.

Ее непослушные пальцы расправляются с остатками застежек на его камзоле, стремясь как можно быстрей избавить его от этой, так мешавшей части одежды. И через мгновение он бесформенной кучей отправляется на пол.

Пересмешник уже едва сдерживает себя, когда прохладные ладони Сансы, стягивая с него рубашку, скользят по его плечам и груди. Медленно оттесняя ее к кровати, он проходится руками по стройному телу, очерчивая каждый его изгиб, стараясь запомнить каждую родинку, а потом тянет за край корсета. Шаг, еще один. И вот уже он опрокидывает пташку на толстые шкуры, укрывающие постель. Тут же склоняясь к ней, он несильно прикусывает нежную кожу на ее шее, чувствуя, как пульсирует под ней кровь, проводит кончиком языка по месту укуса, чтобы сразу скользнуть ниже. Подхватив так мешающий корсет за край, Петир тянет за ткань, освобождая из его тисков такое желанное тело, и тут же отправляет его на пол. Его ладонь не сильно сжимает упругую грудь, пропуская между пальцами затвердевшие горошины сосков, несильно оттягивая и сжимая, заставляя Старк с хриплым стоном выгнуться, подаваясь вперед.

Сколько Бейлиш помнил себя, он перемещался с места на место, словно ища чего-то, пытаясь избавиться от воспоминаний, которые никак не хотели отпускать. Персты, Риверран, потом вновь Персты, с которых, казалось, он не вырвется никогда, если бы не Джон Аррен, предложивший ему небольшую должность в Чаячьем городке. До сих пор для него оставалось загадкой как это удалось Лизе. Хотя чему тут было удивляться? Сколько он себя помнил, Ромашка никогда не оставляла попыток выказать ему свою любовь. Но те воспоминания, от которых он так отчаянно пытался избавиться, перебираясь с места на место, не уходили, становясь лишь более тусклыми, поблекшими и со временем больше не вызывали той щемящей горечи, как раньше. Постепенно они вытеснялись мыслями о Сансе, его Леди, Леди Севера, не давая сосредоточиться ни на чём другом. А может он просто не хотел? Не хотел отказывать себе в удовольствии… обладать ею, взять ее под свое крыло.

Его девочка, его Санса – такая соблазнительная, такая невинная, несмотря на то, что уже дважды была замужем. Ее тело, такое податливое, сводящее с ума, заставляющее его кровь стучать в висках, подсказывает ей, что делать. Прохладные ладони скользят по его горячей коже, проходя вдоль шрама, тянут за завязки штанов, пока он припадает губами к ее груди, обводит языком ареолы сосков и несильно прикусывает чувствительные комочки, чтобы тут же потянуть их губами, заставляя ее дыхание сбиться окончательно, когда она выгибается навстречу в немой просьбе не останавливаться.

Прохладный воздух комнаты сейчас не вызывает того дискомфорта, что раньше. Хотя сколько он себя помнил, Петир никогда не любил сырость и холод, убеждая себя в том, что должен поскорей убраться с этих холодных и мокрых островов, которые по иронии судьбы стали его домом. Убраться как можно подальше. Он никогда не хотел возвращаться домой. В детстве он представлял себе, что все лорды непременно жили в больших замках в красивых местах, и только его лорд-отец почему-то ютился в башне, преданной всем ветрам. Огромный богатый дом, одна из великих семей. Он надеялся на то, что понравится лорду Талли и тот однажды возьмет его с собой в столицу и представит королю. От этих, таких завораживающих, мыслей голова шла кругом. Вот только что бы он стал бы делать в столице, Петир тогда еще не решил, зная,

что точно бы хоть что-то делал. Но все обернулось совсем не так, как рисовало его детское воображение. И жизнь оказалась совсем не такой, как ее описывали книги и пели в своих песнях придворные менестрели.

Пересмешник отрывается от груди пташки, едва заметно усмехаясь, когда с ее губ срывается вздох, наполненный разочарованием, и скользит по ее телу, оставляя едва заметные отметины. Плавно очертив ладонями линию ее бедер, он поддевает пальцами тонкое кружево, освобождая ее от последней преграды, чувствуя ее влажное тепло, и тут же проходится губами по белоснежной коже на внутренней поверхности ее бедра, отмечая каждый шрам, оставшейся на ней. Он на мгновение замирает, срывая с губ рыжеволосой едва слышный хриплый стон – не высказанную просьбу продолжать.

Его маленькая волчица… Когда-то давно он любил ее мать, лелея надежду на то, что она полюбит его в ответ, ответит теплом на его неуклюжие попытки признаться в своих чувствах. Но теперь Мизинец не чувствовал к ней ни сочувствия, ни любви. Та девочка, за которую он дрался с Брандоном Старком, сгинула в Близнецах. Теперь же другая рыжеволосая девочка, сумевшая хотя бы немного заполнить ту дыру, которая долгие годы зияла у него внутри, так похожая на свою мать, таяла в его руках.

А уже через мгновение его язык скользит в ее разгоряченное лоно, задевает клитор, играя с ним, то едва касаясь кончиком, то вбирая губами, а затем несильно прикусывая, заставляя синеглазую повести бедрами, следуя за умелыми движениями. Санса, его решительная, храбрая девочка, умело прячущая свой страх, если бы она знала, что от каждого прикосновения ее пальчиков, с силой сжимающих волосы, от каждого стона, слетающего с ее губ, которым она без слов просила его не останавливаться, его тело все больше превращалось в один сгусток желания, которое искало выход.

Слишком поздно Санса поняла, насколько опрометчиво поступила. Мало того, что она выплеснула на мужчину всю свою злость и обиду, показывая тем самым свою слабость, так еще и в очередной раз задела его больное место, позволяя себе потоптаться по нему. Она играла с огнем, хотя прекрасно знала, насколько опасным может быть такое поведение по отношению к браавосийцу. Он мог отомстить, и одному небу известно какой была бы его месть. Будучи слишком внимательным, он наверняка знал, куда безошибочно нанести удар. Нет, она не боялась за свою жизнь. Больше нет. Но этот человек был достаточно изобретательным, чтобы заставить ее пожалеть.

Но вопреки здравому смыслу, она не жалеет ни о чем и не боится, когда обманчиво слабые руки порывисто обхватывают тонкую талию и прижимают к телу. Все, на что ей хватает этих нескольких мгновений – это короткий возглас, после которого его губы жадно накрывают ее нетерпящим возражений жадным поцелуем. Замерев на несколько секунд, привыкая к его близости, она затаивает дыхание. Едва уловимо она улыбается, когда в ошеломленном мозгу укрепляется осознание того, что он не собирается до крови кусать ее губы, потягивая за нижнюю. Вовсе нет. Вместо этого он дарит ей тягучее наслаждение, которое затапливает ее сознание.

Постепенно справляясь со своими опасениями и нерешительной робостью, Старк под тканью одежд, цепляется пальцами за его плечи и позволяет ему большее. Из ее груди вырывается невольный тихий стон, стоит его языку коснуться ее языка. Эта затейливая игра настолько увлекает ее, что, не помня себя, она прижимается теснее к Петиру и снова сладко стонет в его губы.

Неприятные воспоминания о Рамси растворяются вместе с тем, как мужчины запускает тонкие пальцы в рыжие локоны. Ее не страшит настойчивость, с которой он давит на затылок. Убаюканная плавными поглаживаниями вдоль позвоночника, она дрожит от предвкушения. Невольно вспоминая как ей было хорошо в ту ночь, когда она пришла к нему, рыжеволосая царапает его плечи.