Я, Ангел
Шрифт:
Побродив по аллеям, не без труда нашла могилы родителей. Обе они были в запущенном состоянии, надев перчатки, я стала рвать траву, наводить порядок… Мыслей почти не было. Зато явственно, словно это было вчера, вспомнился вечер перед автокатастрофой и сам страшный день.
…Мне одиннадцать. Проснулась от громкого голоса отца.
– Ангелина останется со мной! – едва ли не кричал он.
– Тише! Разбудишь! – одёрнула его мама и слегка приоткрыла дверь в мою комнату. Я успела смежить веки, притворяясь спящей. Дверь закрылась, и тихий скандал продолжился.
– Она моя дочь. С нами ей будет хорошо. А что сможешь дать
– Никогда! Никогда, слышишь! Через мой труп! – мама повысила голос и тут же оборвала себя: – Убирайся! Пусть она тебе нарожает! Правда, ей свои дети не нужны…
– Родит, не переживай. И Ангелину заберём… Ты сама во всём виновата! – свистящим гневным шёпотом ответил отец. – Ты же холодная как рыба! Не обнимешь никогда, слова ласкового от тебя не дождёшься. Да что там! То голова болит, то спать хочу, устала… Я не робот! Сколько лет живём как чужие… Зачем выходила замуж, если не любила? Я устал ждать, пока ты соизволишь обратить на меня внимание! А она ласковая, любит по-настоящему. – Слова его переросли в невнятное бормотание. Я провалилась в вязкий омут сна. Понимаю лишь, что родители поругались, это изредка случалось и раньше, поэтому значения услышанному не придаю.
Наутро казалось, что это был лишь сон. Мама с папой весело улыбались, лишь избегали смотреть друг на друга. Поправляя шапку на моей голове, мама села на корточки, просительно заглядывая в глаза:
– Доченька, это ненадолго… Санаторий хороший, тебе понравится. Отдохнёшь месяц, а потом я… Мы приедем за тобой, – быстро поправилась она. – Ты что-то очень часто начала болеть. Ну что, дружочек, договорились?
Я кивнула, и она ласково поцеловала меня в щёку.
– Поехали, – поторопил папа.
– Но вы же будете приезжать на выходные? – спросила я.
– Да, приедем обязательно, – отводя взгляд, нерешительно ответила мама, и я заметила, как заблестели слёзы на её глазах. Она встала, а на её место присел, так же на корточки, папа.
– Ангелина, послушай… Ты уже взрослая, немного придётся пожить без нас. Ты справишься, ты у меня умница. – Я важно кивнула, так приятно было чувствовать себя самостоятельной. Но когда мы усаживаемся в машину, меня охватило чувство, что я никому не нужна. Как будто я осталась там, в пустой квартире, одна, забытая всеми. Хочется закричать, позвать маму, разреветься в голос… Но… Мама рядом, и я мужественно улыбаюсь…
…Сейчас с высоты прожитых лет понимаю, что мама не хотела или не смогла стать ему по-настоящему близкой, а тётя смогла. Скорее всего, мама не могла любить, и это качество передалось мне…
Не торопясь, отправилась искать могилу Оксаны. Мысли плавно перетекли к размышлениям о ней. Когда не стало родителей, сознание моё впало в спячку. Встреча с Ксанкой стала приятным пробуждением. Привязавшись к ней всей душой, отдав нашей дружбе нерастраченную любовь к родителям, я восприняла её предательство очень болезненно. Близкий человек взял мои самые чистые и светлые чувства, испачкал, скомкал, небрежно отбросил в сторону…
Боль в душе не утихала долго. Потом я приучила себя не думать об этом, дабы не бередить раны. Выдрессировала себя настолько, что перестала думать об Оксане совсем, вычеркнув её из своей жизни. В тот солнечный апрельский день, когда я увидела Ксанку в беспомощном состоянии, предчувствие близкой беды вползло в душу. Но я так привыкла
Так, казалось, тогда. Я корила себя за гордость, за то, что не сблизилась, не была рядом в последние дни Ксанкиной жизни. Так думалось тогда, когда хоронили самого близкого на тот момент для меня человека. Что же чувствую сейчас, спустя много лет, стоя у могилы? Кладбище разрослось за эти годы, искала я долго. Увидела на надгробии знакомые имя и фамилию, вздохнула с облегчением. Уже не думала, что найду. Могила была аккуратная, ухоженная, наверное, мама Оксаны навещает… Я села за столик, находящийся неподалёку. Глядя на цветную фотографию, погрузилась в размышления.
Мысли были просты и безжалостны, как приговор. Теперь, спустя много лет, я поняла, что не простила Оксану. Пытаясь по молодости одурачить себя, убедила, внушила, что простила. Сейчас нашла в себе смелость признаться, что не отпустила. Потому что у преступления под названием «предательство» нет срока давности и амнистии. Как нет и меры, которая определяет степень тяжести. Неважно, какое оно: молчание за детскую шалость или попытка устроить изнасилование подруги. Важна сама суть. Ласково улыбаясь в лицо, человек подло втыкает тебе в спину нож. Наверное, мёртвых всё же надо прощать. Но… Нет. Странно, но после этого осознания я испытала облегчение, с плеч упал огромный валун. Невозможно лгать себе долгие годы.
Я встала, подошла к гранитной плите и погладила фото Ксанки, на секунду явственно услышав её смех, словно она была рядом. Что же… И ты прости меня, если сможешь. Я не смогла.
Не спеша, шла к выходу из кладбища, погружённая в свои мысли. Просветление и умиротворение охватили меня. Здесь царила особенная тишина, покой мёртвых. Может быть, я не в себе, но такого единения с собой и окружающим миром ещё не испытывала. Остановилась, внезапно поняв, что иду совсем в другую сторону. По моим подсчётам, уже должен был появиться выход. Развернулась, направилась в обратном направлении. Вечерело. Лучи заходящего солнца пробивались сквозь кроны высоких деревьев. Вокруг было очень тихо, даже птицы замолчали. Стало жутковато.
Вдруг далеко впереди я увидела силуэт девушки. Она помахала рукой и вытянула руку вправо, показывая на что-то. С дрожью в душе я бросилась бежать к неясной фигуре, но она была далеко. Разглядеть что-либо не представлялось возможным. В начинающихся сумерках я запнулась о какую-то кочку и нелепо растянулась на дороге, потеряв девушку из вида. Поднялась, постанывая. Разодранное колено слегка кровоточило, на колготках зияла огромная дыра. Рана пустяковая, приободрила себя. Прихрамывая, поплелась дальше. Силуэт исчез. Когда дошла до того места, где стояла девушка, увидела обычный железный столб рядом с дорогой. Посмотрев на него, вздрогнула. Из дрянного ржавого столба, невесть откуда взявшегося посередине дороги, торчала алая роза. Точь-в-точь такая же, какие я принесла на могилу Ксанке. В сгущающихся сумерках я посмотрела направо, куда указывала внезапно пропавшая девушка.