Я — авантюрист?
Шрифт:
Среди гальки отыскался плоский камень, серо-зелёный и шероховатый на ощупь. Потерев его о ровную сторону валуна, Лёшка получил то, что хотел — точильный брусок. Лезвие стало острым, и рыбы выпотрошились без проблем, не то, что заяц!
Нанизав на парные прутья толстые шашлыки, парень устроил их над углями. Когда прожарились, разделил с собакой. Судак оказался менее костлявым, а леща ни Лешка, ни Гарда не доели — так, пощипали мякоть и оставили. Достали эти мелкие косточки! Собака, похоже, их нахваталась и долго потом пыталась откашлять.
Стало смеркаться. Появились комары. Отрезав разлапистую ветку, Лёшка отмахивался
Гарда лежала рядом, защищённая шерстью от кровопийц. Поглядывая на собаку, невесть откуда и невесть зачем возникшую на его пути, но сделавшую уже столько добрых дел, парень спросил:
— Гарда, вот интересно, а как тебя звал настоящий хозяин? С ним случилось что-то, да? Жаль, ты говорить не умеешь…
Собака вскочила и словно нахмурилась. Уши немного отклонились назад, верхняя губа приподнялась, обнажив белые зубищи. Рокот, негромкий такой и очень убедительный, низкого регистра, басового, родился в её недрах. В глазах мелькнула краснота. Мороз пробежал по спине Лёшки — перед ним стоял зверь. Опасный и могучий.
— Ты что? Я не хотел тебя обидеть, — торопливо оправдался парень, — просто спросил. Ты же не сама по себе раньше бегала, был же хозяин. А найдётся, я только рад буду…
Гарда распрямила уши, спрятала зубы и ткнула Лёшку носом, словно поясняя:
«Это не к тебе относится».
Осторожно погладив крупную голову, тот успокоился и сосредоточился на самочувствии. Голова болела всё сильнее, а желудок явно не принял еду. Тошнота подступала к горлу.
Отбежав от костра, парень согнулся в приступе рвоты. Его выполоскало полностью, только что наизнанку не вывернуло. Слабость навалилась такая, что Лёшка едва добрался до воды. Но и вода не удержалась в желудке — изверглась струёй через несколько минут. Полночи парень промаялся, забыв про комаров. Гарда тоже не прилегла, так и следовала за хозяином, с тревогой поглядывая на него. Под утро тошнота ослабела, зато начался озноб. Разгребя погасший костёр и отвалив один камень в сторону, Лёшка улёгся на тёплое место и забылся.
Солнце поднялось довольно высоко, когда парень проснулся. Гарда сидела рядом, охраняя три или четыре рыбины с отметинами её зубов. Наловила, значит, пока Лёшка спал. Она не встала, но и сидя энергично заметелила хвостом, приветствуя парня.
— Привет, подруга, привет, — ответил тот, борясь со слабостью, — ты времени даром не тратила, я вижу. Круто порыбачила! Скажи, чем я вчера траванулся? Не рыбой, это точно. И не водой — с тобой же ничего не было?
Голова уже не болела, желудок сообщал, что пуст и готов расправиться с любой пищей. Слабость? Так это обычное явление после болезни, уж такого состояния Лёшка многократно натерпелся из-за своей дохлизны! Поэтому он пренебрёг слабостью, восстановил очаг, приволок хворосту и развёл огонь.
Портфель снова попался на глаза и напомнил о компьютере. Пристроив ноутбук греться под солнышко, парень занялся приготовлением еды, то есть, уверенно повторил вчерашний кулинарный опыт. Костлявая рыбина получила отставку, зато судаки стали отменными шашлыками.
Памятуя о мелких косточках, Лёшка тщательно проверил собачью порцию, удалив несколько острых обломков. Гарда терпеливо ждала, сглатывая слюну и переминаясь с лапы на лапу. Приятная тяжесть в животе располагала к философским размышлениям, тем более, ветер сменился и унёс дым в другую сторону.
Убирая тёплый на ощупь ноутбук в портфель, парень едва удержался от соблазна открыть и проверить. И всё же устоял перед искушением, решил не спешить — пусть просохнет капитально! Затем принялся думать о дальнейшем пути. Недолго, естественно — а что тут заморачиваться?
Путём несложных силлогизмов Лёшка убедил себя вернуться на дорогу, обойдя овраг стороной. Гарда согласилась. Они долго ломились через подлесок и, наконец, выбрались в сам лес. Но тот оказался совершенно не похож на вчерашний.
Целых деревьев почти не осталось, зато бурелом получился знатный — словно великан тут валялся или нарочно ломал стволы дубиной. Причём никакой системы в поваленных стволах не наблюдалось, они перемешались хаотично. Лишь единичные сосны сохранили условно вертикальное положение. До рассыпчатого асфальта путешественники тащились больше часа. К тому времени прорезалась жажда, которую собака утолила из кювета.
Хозяин захотел напиться более цивилизованно, через трубочку, и полез разыскивать пустотелый стебель. Срезав несколько на пробу, он забраковал их — не продувались, видимо, внутренние переборки мешали. Подходящий сыскался, но Лёшка остановился, поднеся трубку к губам. Его насторожил сок, выступивший на срезе:
— А если я им вчера отравился? Точно! Когда пил водичку, лизнул, и мне хватило. Ну-ка, на фиг!
Трубка улетела в кусты. Присев на корточки, парень зачерпнул пригоршней прохладную воду, с сожалением вспоминая пустой стаканчик из-под йогурта, так опрометчиво выброшенный у троллейбуса.
Помахивая портфелем, Лёшка шагал вперёд, глядя, как собака зигзагами обыскивает дорогу. Поваленные стволы крупных деревьев загромождали обочины, а вот кустарник устоял. Местами дорогу перегораживали молодые заросли, сквозь которые Гарда быстро отыскивала удобный проход, вспугивая многочисленных птичек. Но вот лес совсем кончился, открыв панораму пожара. Горел не город, а то, что от него осталось. Настроение парня упало ниже подошв его кроссовок. И на фига он сюда пришёл? На фига он сюда попал, вообще!
Ни одного целого здания. Серые бетонные холмы. Словно свалка строительного мусора. Непонятно, что там могло гореть, но горело же? Дымно, с копотью, с шумом даже. Весело, можно сказать, горело в самом близком месте. Обойдя пожар, Лёшка двинулся вглубь развалин — выбора не было, надо искать людей и разбираться, что к чему и почему.
Развалины оказались пустынными, но свежими. Они ещё оседали, потрескивая и обламываясь. Двигаться пришлось осторожно, присматриваясь, чтобы не попасть под нежданный обвал. В нескольких местах Лёшка обнаружил размозжённые трупы, отчего настроение упало ниже некуда. Всё вокруг было покрыто толстенным слоем пыли, которая полностью погасила все краски. Однородная серость местами уступала коричневой ржавчине гнутых, скрученных и разорванных рёбер арматуры. Кое-где обрывки проводов тускло зеленели или желтели.