Я Береза, как слышите меня
Шрифт:
От Васеньки никаких известий нет. Ох, дочушка, изболелось у меня о нем все сердце. Жив ли сердечный? Помню, как приехала к нему в Москву, а он уже директор и депутат какой-то. Надел он на меня свою кожаную тужурку, взял под руку и повел в театр. А там все зеркала, зеркала, а я-то думала, что это на нас похожие идут - удивленье одно. Хотя бы ты за него похлопотала.
А ты учись, старайся. Что же теперь делать, раз уж полюбила свою авиацию и она тебе дается. Вы, мои дети, счастливы - счастлива и я. Вы в горе - горюю и я, ваша мать.
Восемь человек вас, детей, у меня и за всех я в тревоге. Все разлетелись мои птенцы. Вот и последнего - Костю проводила в армию. Дала ему наказ служить
Эх, мама, мама! Как тебе сказать, как объяснить, что такое для меня полеты. Это моя жизнь, моя песня, моя любовь. Кто побывал в небе, обретя крылья, никогда не изменит ему, будет верен до гробовой доски, а если случится, что не сможет летать, все равно полеты ему будут сниться...
Мне нравилось, как вели занятия преподаватели в нашем училище. Особенно интересно проводил занятия по метеорологии старый морской капитан в отставке, избороздивший все моря и океаны. Он был, как открытие для нас всех.
Капитан входил в аудиторию, важно подняв голову в форменной фуражке с очень высокой тульей. Мы все вставали, приветствуя капитана, и мысленно, глядя на его тщательно отутюженную и подогнанную по фигуре форму, мне хотелось быть похожей на него. А роста капитан был совсем маленького, с глубоко посаженными глазами, которые как светлячки глядели на нас добро и уважительно. Каждый раз лекцию капитан начинал со старинного поверья календаря: "Если солнце село в тучу, берегися штурман бучи... "Или еще какую-либо поговорку, касающуюся нашей будущей профессии, вспоминал наш кумир.
Я впервые поняла, что такое хороший преподаватель: он любит свою профессию, увлечен ею, знает ее хорошо и уж обязательно слушателям своим привьет любовь к предмету и даст хорошие знания.
Война с Финляндией ускорила наш выпуск. Программу обучения в школе резко сократили, закруглили и подвели к экзаменам, которые мы сдавали тоже в спешке. Нам даже обмундирование не сумели пошить, так и выпустили - в старых гимнастерках и юбках, в каких были курсантами.
Дочушка, не упади!
Меня отправили в аэроклуб города Калинина - штурманом аэроклуба. На месте оказалось, что штурман там уже есть, а не доставало летчика - инструктора. Я согласилась с радостью, потому что очень хотела летать, и после проверки техники пилотирования была допущена к обучению учлетов.
Выделили мне группу в двенадцать человек. Ребята все разные и по общей подготовке, и по физическому развитию, и по характерам. Одно объединяло любовь к авиации. Всем не терпелось поскорее закончить наземную подготовку и начать летать. Я их понимала.
Часто к нам на занятия приходил командир звена старший лейтенант Черниговец. В армии он был летчиком - истребителем, и в Осовиахим его послали на укрепление инструкторских кадров. Черниговец действительно мастерски летал, хорошо знал математику, физику, легко объяснял громоздкие формулы по аэродинамике. Курсанты любили его за уважительное к ним отношение. Очень помог Петр Черниговец в подготовке первого аэроклубовского выпуска и мне. В один из летных дней разбился старший летчик - инструктор И.М.Гаврилов. При ударе самолета о землю курсанта выбросило из кабины в сторону, он сгоряча поднялся и побежал... Врачи осмотрели его, послушали и дали освобождение от полетов, а через пять дней и его не стало. Полеты прекратились. Курсанты ходили понурые. Командир звена Черниговец приказал построить все звено для разбора случившегося.
– Самолет, как вы знаете, - начал он, - есть самолет и каким бы он ни был тихоходным и простым, к нему надо относиться на Вы, то есть внимательно и серьезно. И тот, кто этим
– И он начал рисовать тут же на песке различные положения самолета в воздухе, одновременно объясняя и спрашивая то одного, то другого курсанта. И лед тронулся.
Для инструктора самостоятельный вылет его ученика - такое же событие, как собственный вылет. Помню, первым я выпускала в своей группе учлета Чернова. Уже получено "добро" от командира отряда, но я волнуюсь и прошу еще слетать с ним командира эскадрильи. Комэск сделал с Ченовым полет по кругу да как закричит:
– Чего зря самолетный ресурс вырабатывать - выпускай!
С волнением взяла я в руки флажки, как когда-то брал их инструктор Мироевский. Все смотрят на учлета, а он сидит в кабине сосредоточенный, серьезный и ждет разрешения на взлет. Тогда я поднимаю вверх белый флажок, а потом резко вытягиваю руку, показывая флажком направление вдоль взлетной полосы.
Самолет с курсантом пошел на взлет, а мне кажется, что я что-то не сказала, хочется громко крикнуть ему вслед еще какието наставления. Не выпуская самолет из поля зрения, иду к финишу, чтобы встретить своего питомца у посадочного "Т".
Вторым выпускаю учлета Жукова, он тоже вылетел отлично. Много хлопот доставил мне курсант Седов. Если Чернову все давалось легко, то Седов полеты усваивал медленно, но твердо. Это я поняла позже, когда все двенадцать курсантов летали самостоятельно, и я стала подсчитывать часы налета по вывозной программе. Оказалось, что Седов налетал со мной меньше всех.
Как же так, задумалась я, Чернова все время в пример ставила, а Седова больше заставляла заниматься наземной подготовкой. В результате на Чернова израсходовано больше и горючего, и самолетомоторного ресурса. Летают же оба к концу программы одинаково, даже Седов чуть-чуть изящнее, увереннее.
В один из дней нагрянула Государственная комиссия. Я была спокойна - мои ребята летали хорошо. Одному только учлету поставили четверку за высший пилотаж, остальным - отлично.
В день авиации у нас на аэродроме праздник. Мы, инструкторы - летчики, к нему готовились заранее. Летали строем, отрабатывали одиночный пилотаж, парами, шестерками. Летали и на планерах, а парашютисты готовили свою программу, но сбрасывать их должны были мы - летчики.
И вот рано утром аэродром готов к приему гостей. Толстым канатом отделены места для зрителей. Мы еще и еще раз проверяем самолеты, уточняем программу и праздник начался.
Наконец, диктор объявил мой полет. Выполнила я комплекс высшего пилотажа над аэродромом, приземлилась и не успела зарулить, как мне говорят: "Твоя мама здесь". Оказывается, узнав из областной газеты, что будет праздник, она приехала в Калинин и прямо с поезда - на аэродром. Мама, конечно, и корзиночку с гостинцами прихватила с собой. Устроилась за барьером на травке и стала смотреть, что же это делается в воздухе. Сидела спокойно до тех пор, пока не объявили мою фамилию. Тут она заволновалась, а когда самолет стал делать пилотаж, мама с криком "Дочушка, упадешь!" - бросилась на летное поле, к центру аэродрома, держа свой повязанный праздничный фартук с кружевами так, как будто подставляла мне, чтобы в случае падения я попала на него.