Я - борец! Назад в СССР
Шрифт:
— Где ты прячешься, а ну выгляни?! Не зря говорят, что тебя в школе шпыняли, и ты на людей озлобился, и в менты пошёл! Как трусом был по малолетству, так трусом и подохнешь! — орали из дома, а я уже выходил на свою позицию, чтобы видеть кричащего.
Он целился в разбитое окно из глубины дома, готовый в любой момент нажать на спуск.
Пьяное быдло. Про таких правильно говорят, что тюрьма его не исправила, она сделала только жёстче и злее.
— Про твою отсидку тоже много чего говорят! — нашёл что ответить мал-лей. — Ты поэтому тюрьмы,
— Заткнись, сука! — завопили из дома и нажали на спуск, посылая рой дроби куда-то в Уазик.
А я, зацепив одну из штакетин, надавил на неё всем телом, чтобы она со скрипом вышла из общего строя забора. И, крикнув:
— Мал-лей, сейчас!
— запустил её в окно по направлению к преступнику. Разбившееся стекло снова разлилось звоном, а я рванул в сторону, снова ближе к стене, и не зря. Раздавшийся выстрел, уже в моё окно, поразил ствол черёмухи, и в оконном свете на землю медленно полетели, словно снег, белые мелкие цветы.
— Бросай ствол! Стреляю! — заорал участковый, но Березин, видимо, уже повернувшись и увидев его в окне, спрятался за косяк, судя по звуку, преломив двустволку.
Сука. Вот она, наглядная сложность бюрократических процедур в России: сто тысяч пятьсот предупреждений, чтобы после одного применения доказывать на куче бумаг, что ты не верблюд и действовал в точной строгости закона. В прошлой жизни мои друзья-менты рассказывали про закон о милиции, а именно о статье 15, которую их заставляли знать назубок и постоянно проверяли эти знания. Работал ли в этом времени сей закон, я не знал, но, скорее всего, что-то очень похожее есть, на основе чего потом и создадут то, что будут учить сотрудники, как «Отче наш».
Пока браконьера предупреждали, он перезаряжался.
А я, получается, зря себя обнаружил и спешно уходил с позиции, идя вдоль стены дома дальше в его тыл.
— У тебя мусор там, дружок появился? Дружинник, что ли? — спросили сотрудника. — Чего молчишь?!
Я заглянул в другое окно как раз тогда, когда Березин выстрелил по-сомалийски, высунув ствол ружья из-за косяка и нажав на спуск, не целясь, в сторону первого разбитого окна.
Что же с тобой делать, мал-лей? Не часто тебе на службе приходится в людей стрелять, если сказать точнее — то никогда. А перепивший урка с двустволкой для тебя — реальная проблема. А для кого бы нет?
И тут ничем нельзя особо помочь — не за тебя же из твоего ПМа стрелять.
За мгновения, потраченные на мысли, я обратил внимание на пристройку в виде навеса, где у самой стены лежал сельхозинвентарь. Проскользнув туда и взяв штыковую лопату, я подбежал к окну дома и с силой ударил по стеклу, сразу же прячась за стенкой.
— Березин, сдавайся, ты окружён! — прокричал я.
— Не тренди мне! Вас двое всего, и ты, сопляк, даже без волыны!
Глазастый долбонавт. — покачал я головой.
— Эй, ментяра, чего затих? Давай, рассказывай мне, какие меня скощухи ждут, если тебе сдамся! Му-са-ро-ок? —
А ведь и правда, где мал-лей? Почему не ведёт стрельбу — я ещё могу понять, но почему не провоцирует на трату боеприпасов? Хотя и то и то странно.
Неужели ранен? — ошпарила мой ум догадка.
Да, сука, ну нет же! — и я побежал обратно в полуприседе, с лопатой, как питекантроп с копьём, закинув наручники в сумку. Мимо штакетника, мимо простреленной черёмухи, по стеклам из битых окон.
И, увидев Уазик, юркнул за него.
Он сидел, облокотившись о колесо с противоположной стороны. Левой рукой он держал свою шею, зажав её справа, а в опущенной правой был пистолет. Сквозь пальцы мал-лея струилась кровь.
— Лейтенант, ты меня слышишь? — спросил я у мал-лея. — Аптечка у тебя в мотоцикле есть?
Я говорил и вспоминал способы купирования артериального кровотечения из шеи. Он кивнул, в его глазах я прочитал обречённый ужас.
— Мусорок, я иду тебя искать! — протянули из дома. — Ты где там? Неужели обосрался?
— Лейтенант, так бывает, тебя задело — немного, но нужно наложить повязку, и будешь жить!
— Вы-хо-ди! — донеслось из дома, и на последних слогах прозвучал выстрел. О металл Уазика громыхнул, приняв на себя порцию дроби. — Ты за дверью? Нет! Ты за капотом! Ну погоди, я сейчас выйду к тебе и к твоему дружиннику!
Не успею — мелькнуло у меня, и я аккуратно потянулся к ПМу офицера, однако тот, хоть и был ранен, не думал отпускать оружие.
— Летёха, дай ствол, я его положу! Вот он, уже сейчас выйдет! — уговаривал его я, но милиционер молча стоял на своём, лишь повернул голову в сторону веранды с простреленной дверью.
— Мы тут как на ладони! — прорычал я.
Но дверь открылась, и в свете ламп появилась тёмная худощавая фигура зэка, сжимающая в руках направленную на нас двустволку.
Капец! Походу, следующее перерождение будет в шестидесятых! — мелькнула у меня мысль, и я только и успел, что поднять между нами и преступником свою спортивную сумку.
Однако мал-лей, заливая меня и себя кровью, умудрился вскинуть свою руку в сторону противника.
Мою сумку отбросило в сторону, будто кто-то дёрнул её изо всех сил, а парный выстрел оглушил меня, отзываясь протяжным звоном в ушах. И я метнул штыковую лопату в лицо пересидка, рванув к нему, как никогда не бегал до этого.
Лопата полетела ровно, как то копьё, попав в голову падающему от полученного выстрела в грудь тела. Мал-лей попал тоже. Я замахнулся на упавшее полураздетое тело и вдруг увидел застывший, остекленевший взгляд, смотрящий сквозь меня, и дыру в груди чуть правее левого соска, откуда теперь растекалась бурлящая красная жижа.
Пнув ногой оружие, я выбил у него двустволку из рук в сторону и, быстрее ветра добежав до Урала, принялся копаться в люльке. Найдя аптечку, не открывая, побежал назад.