Я - борец! Назад в СССР
Шрифт:
— У-у, да от тебя разит, — поморщился мал-лей.
— А что — не имею права после рабочего дня с бабой рюмаху опрокинуть?
— Имеешь. Не имеешь права пьяным на машине рассекать и людей в кювет таранить.
— Да ты чё, внатуре? Я чё, своей жизни враг, что ли? — возмутился бывшей ЗК.
— Покажи-ка мне твой уазик. И заодно баба твоя пусть голосом со мной поздоровается, а то мне что-то кажется, что это не баба, а Вовка Дмитриев. Вас с ним на трассе видели вдвоём.
— Не, ты что-то путаешь. Я Вовку со
— А я разве говорил, что это было сегодня? — С этими словами участковый с силой открыл дверь, и нашему виду предстал уазик — тот самый, со следами замятия на задней правой его части.
— Сука! — выкрикнул бывший браконьер и рванул в дом.
Мал-лей только и успел махнуть рукой, пытаясь взять захват, но его пальцы лишь скользнули по голому телу.
Дверь дома хлопнула, и прозвучал характерный звон засова.
— Короче, Березин, женщина, которую вы с дороги сбросили, жива, но нездорова! Скажите, чёрти, спасибо — граждане откачали, отмазав вас от 106-й. А вот по 108-й вам светит до 7 лет, плюс год за то, что скрылись, согласно 211-й, ну и согласно 210-й — по причине алкогольного опьянения — получите 8 лет строгого режима с конфискацией!
— Какие восемь лет? Она сама нас протаранила! — зазвучал второй голос из дома.
— Здравствуйте, «барышня» — Вова Дмитриев. Вам сидеть будет вместе — похоже, очень весело! — проговорил участковый. — Выходите, напишем явку с повинной, что вы сами ко мне приехали и сдались — может, получите общий режим. А если подфартит — то вообще три года, если перелома у девчонки нет.
— Хер ты меня, мусор, уболтаешь! Я тебя, суку, насквозь вижу! Тебе бы лишь бы звёздочку с меня срубить! — прокричал уже Березин.
— Если бы так просто их давали, — себе под нос прошептал участковый и уже громко: — Выходите, или я сломаю дверь.
— А ломай! — выкрикнули из дома.
— Пьянь, — поморщился мал-лей.
— Парень, принести из-под сиденья наручники, будь другом, — попросил он.
И я побежал к Уралу, однако, но не добежав до мотоцикла, мои уши оглушил хлопок.
Это был гулкий выстрел из чего-то тяжёлого.
Глава 18
Цена закона
Я инстинктивно пригнулся и, подбежав к Уралу, откинул его кресло, найдя в отсеке под ним наручники.
— Да тут не наручники, тут патроны надо подносить!
— Березин, не дури! Ты же не убийца! За мента тебе вышку дадут! — орал участковый, пригнувшись возле косяка с простреленной дверью дома.
Изнутри «долбили» дробью, об этом свидетельствовали мелкие выходные отверстия в двери.
— Мал-лей, окно! — успел прокричать я, заметив в окне силуэт с двустволкой.
И прозвучал
— Только если найдут и поймают! — заорали из дома.
А я прижался к стене дома аккурат под окном.
— Ты дебил пьяный, ты сейчас в людей стреляешь! Сдавайся, и мы сделаем, что ничего не было. Даю тебе честное офицерское слово! — продолжал участковый, однако в его руках уже был пистолет, лязгнул затвор, досылающий патрон в патронник.
— А ты высунись, чтобы я твои глаза честные увидел! — не унимались в доме.
— А нахрена мне высовываться? Хочешь — сиди там, щаз на твои выстрелы сводный отряд милиции прибудет, будешь с ними разговаривать!
Эх, мирная жизнь. У участкового ПМ на восемь патронов и, скорее всего, запасной магазин ещё на восемь, у спятившего урки — какой-то дробовик, походу двустволка. На войне в прошлой жизни забросили бы гранату в окно и штурмовать бы не пришлось. — подумалось мне. А вдруг там действительно какая-нибудь женщина, но тогда почему молчит?
— Начальник, я не при делах, я не с ним! — завопил другой мужской голос из дома, походу Дмитриева.
— Ты чё, сука! — донеслось изнутри.
И снова раздался выстрел, а затем протяжный крик и стон.
— Мусарнуться решил?!
И я выглянул в разбитое окошко. Внутри дома я заметил спину Березина и лежащего в крови у его ног, видимо, Дмитриева. У первого в руках ружьё — двустволка, а на полуголом теле — ремень с патронами.
— Один ранен, второй с двустволкой. — передал я сотруднику милиции, который смотрел на меня из-за угла, словно я безумный.
— Спрячься, дурак! ГАИ услышат выстрелы, и скоро будут тут!
— Нифига, мал-лей! За это время он нас в решето превратит, и второй кровью истечёт. Я зайду сзади, ты угрожай с фронта! — покачал я головой и начал движение в обход.
— Дуй за подмогой лучше! — прокричал мне офицер, но что-то мне подсказывало, что если я отсюда уйду, всё закончится совсем плохо.
— Я уже «дул» и пришёл за тобой, мал-лей. Давай зажмём его с двух точек! Я постараюсь у тебя на линии огня не оказываться!
И я побежал в обход дома.
— Чё, лейтенант, кончить его тут, стукача твоего?! — донеслось из хаты.
— Ты не моего стукача сейчас кончишь, ты корешку своему кровь пустил. — ответил мал-лей, тоже отступая назад и прячась за Уазик, чтобы видеть окно и всё, что происходит в доме.
— А менты нам не кенты! Лучше зеки, чем менты! — жизнеутверждающе прокричали изнутри какую-то половинку какого-то стишка.
— Сдавайся, говорю, будут тебе зеки, если вернуться в тюрьму так хочешь! — уговаривал где-то за моей спиной участковый.
Я же полз в полуприседе по земле палисадника, среди кустов и стволов молодой черёмухи, уже цветущей своими специфическими белыми цветами.