Я - борец! Назад в СССР

Гудвин Макс

— 10:24, — ответил он.

— А можете это на бумажке написать? — попросил я.

Участкового дважды просить было не нужно, и бумажка с цифрами вскоре появилась и была заткнута за резину жгута.

— Остаётся ждать скорой, — произнёс я.

Моё тело вдруг вздрогнуло. Я взглянул на руки — они покрылись пупырышками. Адреналин отпускал, и вечерний холод ощущался острее.

— Тебе есть что надеть? — спросил меня участковый.

— Да, в сумке. Я сейчас.

И

я пошёл к «жигулёнку» Васильевича, и добравшись до совей сумки у меня был выбор: вонючий костюм или новенькая голубая дзюдога, которую можно замарать и кровью, и грязью.

И я выбрал практичность, надевая пиджак без пуговиц и подпоясав его своим стареньким поясом. Сумку на всякий случай взял с собой — возможно, придётся давать показания как очевидцу события, а это долго. Благо, для коротания времени у меня есть трансформатор.

Я вернулся к машине Надежды. С ней сейчас беседовал участковый, задавая ей вопросы — может, для дела, а может, просто чтобы поддержать её в сознании.

Скорая появилась раньше ГАИ. Это был белый микроавтобус с красной полосой по борту и крупными цифрами «03» на «морде», две синие лампы на крыше и фонарь, направленный вперёд. Я не мог вспомнить, что это — древняя «буханка» или что-то ещё? И когда санитары пошли к Надежде, применяя специальную шину для иммобилизации корпуса и головы, я подошёл к водителю скорой — он как раз открыл окно и курил, облокотившись локтем об открытую дверь.

— Здравствуйте, простите за странный вопрос, а что это за марка автобуса?

— Ты чё, парень? — удивился он, измеряя меня взглядом. Скорее всего, видя во мне деревенского дурачка — собственно, я так и выглядел: пиджак без пуговиц, белый пояс, сумка через плечо. Но решил всё-таки ответить: — Это РАФ-2203.

— В нашей стране производится? Я просто машинами не очень интересовался, — пояснил я.

— Конечно, в нашей, в Риге.

— Понял, спасибо.

— Эй, парень, тебе точно помощь не нужна? — уточнил он, видимо тоже повидал с медиками всякие случаи.

— Нет, спасибо! — поблагодарил я, возвращаясь к участковому, который наблюдал за тем, как санитары несут носилки с девушкой в заднюю дверь РАФа.

Возможно, что-то с моей памятью стало — я ведь был в прошлой жизни в этом времени и должен был помнить такие вещи. Наверное, происходит слияние с мозгом Саши Медведева, и, видимо, он и правда не шибко-то интересовался машинами.

— Медбратья тебя хвалили — говорят, грамотно всё сделал, — произнёс участковый. Он тоже курил.

— Служу Советскому Союзу. На моём месте так поступил бы каждый, — пожал я плечами.

— Хорошо, что на твоём месте не каждый, — покачал головой мал-лей, скользнув взглядом по председателю и отцу семейства.

— Спасибо, — кивнул я.

— Есть за что. Что ты там говорил — уазик видел? Свидетелем на суде будешь?

— Надо будет — буду, — хмуро ответил я.

— Это хорошо.

А то сейчас разные люди есть. Кое-кто избегает этого. Хотя свидетелем человек обязан быть по закону. Это понятым можно отказаться.

— Потому что если свидетель не говорит, он становится соучастником? — догадался я.

— И морально, и юридически, — подтвердил мал-лей. — Ты борец судя по поясу и отсутствию пуговиц на пиджаке?

— Я — борец, — вздохнул я. Запах грязного пропотевшего пиджака тревожил мой разум.

— Ну, поехали, борец. Будем твой уазик искать. Хотя я знаю примерно, кто это может быть.

И мы снова сели на Урал, попрощавшись с председателем — хотя мал-лей записал его данные в свою книжку: он же тоже был свидетелем происшествия — и поехали в его деревню искать уазик.

Безошибочно участковый прибыл к огороженному брусом дому — он точно знал, куда. Калитка и большие ворота под большой транспорт.

Как только мотоцикл подъехал, свет в доме выключился. Совпадение? Вот уж не думаю.

Мал-лей слез с сиденья, как и прежде выключив зажигание, а я выбрался из люльки, взяв свою сумку с собой потому что она была на плече, а может, кровь на руках активировала мою военную память из прошлой жизни, а солдат всё своё носит с собой.

Подойдя к двери, младший лейтенант громко постучал в калитку. Да так, что где-то через дом залаяла собака. Потом постучал ещё раз. И еще раз, наращивая настойчивость.

— Березин, я знаю, что ты дома и не спишь! — окликнул он обитателя жилища.

— Гражданин начальник, это ты что ли?! — раздался заспанный голос из открывающейся двери дома.

— Я. Березин, я. Открывай!

— А чё стряслось? Я ж отмечаюсь регулярно.

— Да в гости к тебе решил зайти в рамках твоего административного надзора. Открывай.

— Сейчас штаны только надену. — И дверь дома закрылась.

— Освободился пару месяцев назад, сидел за браконьерство — два года по 166-й за ловлю рыбы взрывчаткой. И вот у него и есть похожий по твоему описанию уазик.

— Уаз «жигу» задницей цепанул — у него на правом заднем крыле или бампере должны быть свежие следы, — ответил я участковому.

— Уазик я вижу — стоит. А вот следов из-за темноты не видно, — сказал мал-лей, смотря в щель в заборе.

Неспешно дверь дома снова открылась, а шаркающая походка скользящих по дереву тапочек приближалась. Мал-лей наблюдал за идущим через щель в калитке и держал руку на кобуре, но, убедившись в чём-то, убрал руку и выпрямился.

— Чё так поздно, гражданин начальник? Я не один вообще-то. Ночь — пора любви, сам должен понимать! — на приблатнённых интонациях заговорил открывший калитку коротко стриженный парень — худой как Саша Медведев, сутулый, невысокий, по пояс голый, в штанах и тапках, с заспанным и помятым лицом.