Я боюсь. Дневник моего страха
Шрифт:
Что теперь главное? Теперь главное – оторваться, чтобы он ее потерял и не смог идти за ней до самого дома. Нельзя, чтобы он узнал, где она живет. Ведь он именно для этого за ней и следит!
Лика торопливо спустилась в метро, поминутно оглядываясь: мужчина шел за ней шаг в шаг, след в след. Нет, надо что-то делать, как-то отделаться от него. Она резко взяла вправо и оказалась стоящей в ряду старушек, торговавших носками, варежками, сигаретами, жвачками… О, боже, какое облегчение! Мужчина прошел мимо, туда, к стеклянным дверям, к эскалаторам. Лика глубоко вздохнула, закрыла
– Дочка, ты чего? Тебе плохо? – участливо спросила ее бабка с носками…
Свекровь наконец ушла. Лика на автомате покормила отчего-то раскапризничавшегося Димку и отправила его в комнату играть, а сама бессильно села на кухонную табуретку. Паника не унималась. Кто был тот мужчина? Что ему было нужно? И вообще: с чего это она взяла, что слишком много сведений нужно для того, чтобы узнать, где человек живет. Тоже мне – бином Ньютона! Если уж кому-то понадобится ее найти, то эти сведения собрать совсем не сложно. Значит… Значит… Значит, она не может никак обезопасить своего сына! Значит, кто угодно даже из прошлого может наказать ее. Значит, весь мир легко может наказать ее! И правильно сделает! Она плохая. Хуже всех. Она заслужила. Заслужила, причем самое страшное наказание – Димкой. Нет, это невозможно вынести, невозможно пережить!
Лика громко застонала и буквально сползла на пол. Она выла, будто случилось что-то непоправимое, страшное. Она била себя кулаками по голове, царапала ногтями щеки… Такой ее и застал пришедший с работы Игорь.
– Что случилось, милая, что с тобой? – заорал он и бросился к ней на пол, схватил за руки, не давая царапать лицо.
Лика вдруг замолчала и внимательно посмотрела прямо на Игоря. Он испугался и отпрянул от нее: в ее глазах было столько боли и ужаса, что невозможно было выдержать.
– Дорогая моя! Ну что с тобой происходит? – Он уже почти плакал от жалости, кляня себя на чем свет за все свое бездействие последние годы: ведь он видел, что с его любимой женой происходит неладное, но ничего не делал! А она молчала и на редкие его вопросы лишь бросала: ничего страшного, просто устаю, голова болит, все нормально. А он, болван, верил. А с ней творится что-то страшное…
Неожиданно Лика совершенно спокойным, только немного хриплым голосом четко произнесла:
– Я больше не могу. Я больна. Помоги найти мне врача.
И потеряла сознание…
Такая вот история… Замечу: все это происходило еще в доинтернетовскую эпоху, в самом конце 80-х. Это чтобы не было вопросов об адресном бюро…
Слава богу, для Лики все завершилось более-менее благополучно: ей нашли хорошего врача, подлечили. Не сказать, что она в полном порядке, иногда ее «колбасит», как теперь принято выражаться, но жить можно. С сыночком все в порядке, окончил университет и уехал на стажировку за границу. Лика успешно работает в издательстве.
Мне довелось узнать мнение ее лечащего врача про эту историю – мы как-то оказались вместе в гостях – я как подруга хозяйки дома, а он как коллега ее мужа. Так вот, врач сказал,
Каждое живое существо постоянно решает для себя главный «синтаксический» вопрос бытия: где поставить запятую в формуле жизни и смерти «Спастись нельзя погибнуть». Нередко правильный ответ зависит от самых близких. Давайте же поможем тем, кто рядом, правильно писать формулу бытия.
Детские страхи
(из рассказов знакомых и друзей)
«Я боялась насилия. Опасалась, что меня будут бить.
Боялась войны или что меня сожгут в каком-нибудь концлагере, и боялась стать предателем.
Я до школы сидела дома одна. И иногда становилось страшно, что никто уже домой не придет. И что вообще вдруг на свете уже никого нет, а я тут сижу под замком… Вглядывалась в город, разглядывала машины и людей. Становилось легче. Но страх одиночества остался. И сейчас боюсь одиночества: вдруг от меня все отвернутся и бросят… Я же, в сущности, никому не нужна, муж терпит из чувства долга…
Я боялась огня. У нас была печка, мне объяснили, что если уголек из печки выпадет, от него загорятся пол, шторы, весь дом… В общем, к печке нельзя притрагиваться. Однажды брат затопил печку и пошел за водой к колодцу. А я так испугалась пожара, что схватила кочергу и выбила окно… Пришли родители, обнаружили дырку в окне (хотя мы его прикрыли шторой), и мама сказала: «Сейчас попой твоей дырку заткну». И я представила, как мною затыкают дырку в стекле, как стекло режет мою кожу, мясо, как из меня течет кровь. Испуг был нешуточный – я плакала, просила прощения.
Страх насилия в смысле побоев еще в детстве перерос в страх изнасилования. Тем более, всякие страшилки и случаи из жизни на эту тему слышала много раз в кругу семьи, а позже и девчонки рассказывали. В результате стала бояться секса как такового. И побежала замуж за первого, кто позвал, только бы не изнасиловали. А потом терпела пятнадцать лет, как нелюбимый муж фактически насиловал меня на законных основаниях».
Апокалипсис в голове