Я бриллианты меряю горстями
Шрифт:
– Так вот, – медленно произнесла Назарова. – Ту сумму, которую покупатель заплатит за эту машину, помножь на три.
Дина, вскинув голову, недоверчиво посмотрела на Назарову и усмехнулась:
– А не надорветесь, Римма Фаизовна?
Он шел по центральной улице поселка, если можно было так назвать присыпанную гравием грунтовку, огороженную с обеих сторон рабицей. Было около полуночи. Звуковой вакуум наполнялся шорохом его шагов, и этим звукам было слишком вольно в безграничной тишине ночи. Геру пошатывало
Когда он уже почти поравнялся со своим домом и был готов свернуть к калитке, навстречу из темноты выплыла фигура малорослого человека. Он шел медленной, усталой походкой, его лицо на фоне темной одежды выглядело белым пятном, какой-то темный предмет на боку придавал фигуре асимметрию.
Почему-то Гера не стал сворачивать к калитке, а пошел дальше, чтобы поравняться с человеком и рассмотреть его получше. Последние события, включая высаженное из двери стекло, сделали его настороженным. Он был готов заподозрить в воровстве, вымогательстве, убийствах, купании в ночной реке любого встречного, пусть даже прогулки по ночам среди дачников были вполне нормальным занятием.
Человек, идущий навстречу, тоже замедлил шаги. Они медленно сходились. Что это была девушка, Гера понял, когда их разделяло не больше пяти шагов. «Храбрая!» – подумал он в укор себе. Встретить ночью на лесной дороге мужика, намерения которого столь же темны, как и лесная чаща, равносильно сигналу стартового пистолета. Удивительно, что девушка продолжала идти на него, вместо того чтобы продемонстрировать бег высочайшего класса в условиях почти полного отсутствия видимости. Чем ближе они сходились, тем медленнее девушка передвигала ноги. Было похоже, что девушка подавлена ужасом, как кролик перед удавом, и воля ее уже сломлена.
Когда они поравнялись, девушка вообще остановилась. Гера пожалел, что не взял с собой фонарик. Осветил бы свое лицо с приветливой и доброжелательной улыбкой, назвал бы свои имя и фамилию, место рождения и год вступления в ВЛКСМ…
– Это… ты? – неожиданно произнесла девушка вовсе не испуганным голосом, и тут Гера начал различать ее черты лица, и они показались ему знакомыми.
– Я, – признался Гера, останавливаясь.
– А чего молчишь, тенью притворяешься?
«Фу-ты, ну-ты! Да это же Динка!»
– Вот это встреча! – с искренним изумлением воскликнул Гера. – Ты как сюда забрела? В поисках крутого репортажа?
Он подошел к девушке. Ее лицо в ночном мраке казалось не совсем таким, каким он запомнил его при дневном свете. Дина была одета в темную майку, джинсы. На ее плече болталась спортивная сумка.
– Я тебя тут уже полчаса жду, – сказала она.
– Меня? – Гера все еще находился в состоянии синдрома острого скептицизма и недоверия. – А как ты можешь меня ждать? Разве мы… Постой! А откуда ты узнала, где я живу?
– От верблюда, – ответила Дина. – Ты мне сам говорил
Он снял с ее плеча сумку. Она в самом деле была тяжелой. Опершись о его плечо, Дина приподняла ногу, стянула с нее кроссовку и стала вытряхивать песок.
Гера быстро посмотрел по сторонам. У него появилось ощущение, что она здесь не одна и встреча эта ничего хорошего ему не сулит.
– Ну, пойдем… Ноги все стерла, пока твой сарай нашла.
– Куда пойдем-то, Дина? Нормально можешь сказать?
– К тебе, куда еще! – нервно ответила девушка. – Не в берлогу же к медведю!
«Стоп! – мысленно сказал Гера. – Тут что-то не то. Она здесь не случайно. Слишком много в одной точке событий: кейс, Гоча, электричка, Дина…».
– Ты какой-то деревянный, – предъявила претензии Дина. – Ты что, не один? Ты с девушкой?
– Да как тебе сказать, – расплывчато ответил Гера, в самом деле немного чувствуя себя Буратино, сидящим в чулане у Мальвины. – Чудесная ночь, правда?.. Так ты откуда?
– Из командировки, – сквозь зубы произнесла Дина. – Господи, да ты же пьян! От тебя водкой разит на три метра!
– Не разит, а пахнет, – поправил Гера. – Так где ты, говоришь, была? В Иркутске?
– Я пока ничего не говорю, – ответила Дина, отворяя калитку. – Надеюсь, чай у тебя есть?
Комната ей понравилась. Щурясь от яркого света, она рассматривала книги на полке. Гера следил за ее взглядом и лениво убирал с кресла рубашку и брюки.
– Значит, ты действительно учишься на журналистике?
– У тебя глаза красные, – сказал Гера. – И слезятся. Может быть, у тебя конъюнктивит? Или бленорея? Это то же самое, что триппер, только глазной.
– Это от усталости, – ответила Дина. – Пройдет… Слушай, а чего ты на меня так странно смотришь?
Она разбирала сумку, выкладывая вещи на стол. Это была либо преднамеренная демонстрация светлых помыслов (содержимое личной сумки, как и души, может многое сказать о человеке), либо обыкновенная непосредственность с долей наглости, присущая столичной девице престижной профессии. Как бы то ни было, стол Геры вскоре оказался заставленным фотоаппаратом, диктофоном, зарядным устройством, блоками с запасными батарейками, портативным компьютером, коробочкой для гамбургеров, пакетом с нательным бельем, косметикой, противозачаточными таблетками, папками с рукописями и прочим репортерским хламом.
– Здесь телефон есть? – спросила она, вытаскивая из сумки литровую бутылку с коньяком и торжественно поднимая ее над головой, словно весь этот вещевой эксгибиционизм был проведен ради бутылки.
– Нет, – ответил Гера, чувствуя, что его сейчас невозможно будет заткнуть. – Был пейджер, и тот украли.
– Жаль, – ответила Дина, не придав никакого значения реплике о пейджере. – Я хотела материал скинуть по модему. Придется завтра в Москву ехать.
«О-па! – подумал Гера. – Значит, она намерена у меня переночевать».