Я бриллианты меряю горстями
Шрифт:
А на сцене в это время происходило что-то невообразимое. Акакий Акакиевич на цыпочках ходил по сцене в белых кальсонах и, скаля длинные и острые, как у вампира, зубы, пытался поймать кошку. Несчастное животное, имеющее, по всей видимости, очень незначительное отношение к служителям Мельпомены, дико выло, шипело и пыталось вырваться из проволочного ошейника, в который ее безжалостно просунули. А вокруг них хороводом кружили чиновники, генералы и жандармы в меховых шубах и шинелях, и на каждом висела табличка: «ALARM! ШУБА ЗАКОДИРОВАНА!» Оглушающе выли автомобильные сигнализации,
Назарова медленно повернула голову, и Гера почувствовал на щеке прикосновение ее губ.
– Не правда ли, прекрасная игра? – шепнула она.
– Оторваться невозможно, – подтвердил Гера.
Не сговариваясь, они встали и пошли к выходу. Нерешительные им завидовали. Жадные смотрели спектакль принципиально. Безразличные дремали. Гера шел за Назаровой и не верил, что все получается так неожиданно и гладко. «А она ничего, – думал он, глядя на актрису со спины. – Очень даже съедобная женщина».
Они медленно ехали по сумеречным улицам, едва обгоняя прохожих. Направление движения указывали дорожные знаки. Если стрелки предлагали альтернативу, Гера выбирал поворот направо. Назарова молча курила. Гера ждал от нее инициативы. В отношениях между мужчиной и женщиной второй шаг всегда должна делать женщина. Все остальные – мужчина.
– Кажется, ты пошел на третий круг, – заметила Назарова.
– Я не знаю, куда мы поедем, – признался Гера.
– Ах да! – вспомнила она. – Я же тебе не сказала. Сворачивай на Ленинградский и прямо до Тушина.
Он думал, что она пригласила его к себе домой. Но большая трехкомнатная квартира, в которую они зашли, напоминала скорее склад мебели, чем жилое помещение. Пахло свежей известью. На полу валялись трубы сантехники. Оконные стекла были забрызганы белой краской. На кухне не было ничего, кроме маленького складного стола. Ванная была наполовину завалена коробками с новой плиткой цвета морской волны.
Назарова заперла замок, прошла по ламинированному паркету в комнату, глядя на неопределенные формы в белых чехлах, словно на памятники, готовые к открытию, выбрала объект побольше и стащила с него чехол.
Было бы странно, если бы это оказалась не кровать.
– Полотенце в ванной, на шнурке, – сказала она. – Есть хочешь? В холодильнике должен быть обед из «Макдоналдса». Могу разогреть тебе котлеты… Побрейся обязательно! У тебя не щетина, а наждак.
Теперь Гера понял, в чем заключалось очарование Назаровой, которое так незаметно и сильно покорило его. Подчинять себе такую властную женщину, актрису, богемное существо – космическое удовольствие. Он чувствовал себя так, словно это свидание с женщиной у него происходило первый раз в жизни, словно это был сон половозрелого девственника.
Гера обнял ее и поцеловал. Розы упали к их ногам. Он стал развязывать узел на ее поясе, и она подняла руки, чтобы ему было удобнее. Зеленый свет дан! Все можно! Не рассчитав силу, он дернул «молнию», и бегунок остался у него
– Не торопись, – сказала Назарова. – Я не спешу.
Когда женщина обвязывается полотенцем – от подбородка до колен, – фигура кажется какой-то укороченной и смешной. Лучше бы она вообще оставалась голой. Гера жевал котлеты из полуфабриката. Назарова, прислонившись к подоконнику, курила. Она о чем-то думала, Гера – ни о чем. Он просто насыщал очередную похоть. Его биологическое начало торжествовало. Котлеты были недосолены.
– Макс говорил мне, что ты все знаешь, – сказала она.
– Нет, – покрутил Гера головой и нацелил вилку на очередную котлету. – Ничего я не знаю. Все свои дела он делал по ночам. А у меня есть дурная привычка но ночам спать.
– Неужели ты не догадывался, чем он занимался? – с недоверием произнесла Назарова.
– Догадывался. Он ремонтировал тачки.
– Ремонтировал! – повторила Назарова. Это слово ее задело. – Макс был мастером от бога. Но он не только ремонтировал. Он перебивал номера на двигателе и кузове ворованных иномарок. Причем делал это так, что ни один эксперт из ГАИ не мог этого заметить. Но занимался он только работой с металлом и к угонам не имел никакого отношения. Я хочу, чтобы ты это понял.
– Я это понял, – ответил Гера, скользнув взглядом по актрисовской коленке, находящейся очень близко от его глаз. На ней алела красная полоска от пореза. «Ноги бреет лезвием», – подумал он.
– Кто-то постоянно поставлял Максу угнанные машины, и за ночь Макс менял номера.
– Перебивал, – поправил Гера и подумал: «Ничего она не знает. Просто выдумывает и смотрит, как я на это реагирую».
– Я спрашивала его: как ты это делаешь? О подробностях он не рассказывал. Кажется, плавил металл в электродуговой печи и вставлял на место прежнего номера цельную пломбу, а швы потом запаивал и шлифовал. Машина после этого становилась «чистой», ее можно было оформить на подставного человека, а потом продать.
«И ей это надо?» – подумал Гера и потянулся за очередной котлетой.
– Ты не знаешь, как много машин он мог перебить за неделю? Или за месяц?
Гера молча жевал и пожимал плечами.
– Сначала я думала, что машины в мастерскую поставляет Гоча, – продолжала Назарова свой странный разговор. – Но потом поняла, что ошиблась. Гоча слишком жаден и труслив, чтобы посвятить в свои дела вас с Максом. Так ведь?
Гера снова пожал плечами и с набитым ртом невнятно ответил:
– Лично меня не посвящал.
– Мне кажется, – задумчиво произнесла Назарова, – что две или три машины в месяц обязательно проходили через Макса.
– Да он у меня два раза в долг брал! – вспомнил Гера и подумал: «Да она же следователь! И даже не маскируется!».
– Это ни о чем не говорит, – возразила Назарова. – Он зарабатывал огромные деньги, ты просто об этом не знал.
– Да кто ж ему платил огромные деньги, если Гоча скуп, как шахтерская бухгалтерша? – возмутился Гера. Теперь котлета стала ему мешать.