Я буду первым
Шрифт:
Продолжает смотреть, как будто чего-то ждет. Чтобы я попросила пощады? Неужели не понимает, что не дождется?
Чернобородый что-то тихо говорит ему. Ответ Платона я слышу.
– Забирайте! И засуньте ее в какой-нибудь бордель подальше от России. Чтобы родственнички не нашли.
Как в любой кризисной ситуации глушу эмоции. Сейчас не до них. Платон подталкивает меня к чернобородому, тот хватает меня и притягивает к себе. Щерится острыми, белыми зубами. И лапает за задницу. Не смотрю ему в глаза. Но и не вырываюсь, хотя его прикосновения омерзительны.
На
Значит, не судьба.
Слышу, как Платон уходит. Буквально кожей чувствую, как он удаляется. Ну и черт с ним.
Надо добиться, чтобы мне освободили руки. Потом добраться до пистолета. И перестрелять их.
Или умереть самой.
Задыхаюсь от противного мужского запаха немытого тела, но, старательно подавляя приступ тошноты, выдыхаю в смуглую шею:
– Развяжешь? А то веревки кожу натерли. Больно.
Теперь вот поднимаю на него глаза. Я знаю, что он видит. Доверчивый, испуганный взгляд. Разве может быть опасна такая, как я?
Он смотрит испытующе.
– А ты будешь послушной? Ахмед может быть щедрым. И добрым.
О да! Таких смирных, как я, ты не встречал. Только развяжи. Самый эффективный удар сейчас - это пальцами в глаза.
Я не успеваю ответить. Меня выдергивают из рук Ахмеда. Над ухом раздается:
– Я передумал. Деньги оставь себе.
Я не успеваю понять, что происходит, потому что Платон уже снова запихивает меня в свой автомобиль.
– Э-э-э. Так дела не делаются, дарагой!
– восклицает Ахмед и, выхватив оружие, целится в Платона. Тот прыгает за руль и срывается с места. Джипы - за нами. Я отчетливо слышу звуки выстрелов.
И понимаю, что не время для выяснения отношений, но не могу промолчать.
– Надеюсь, ты доволен? Нас сейчас убьют из-за тебя! Ты ведь не думаешь, что у них травматы?
Он не отвлекается от дороги и никак не реагирует на мой выпад.
Его машина лучше. Да и водит он... Не даром стриттрейсер. Джипы отстают, а потом вовсе теряются.
Меня тошнит. Перед глазами темнеет. Пища подкатывает к горлу.
– Останови машину!
– требую я.
Не знаю, почему, но он останавливается. Я вываливаюсь прямо на обочину, на колени на грязный снег и меня рвет. Долго, до конвульсий а желудке.
А вот теперь весь кошмар произошедшего наваливается на меня. Тело охватывает слабость.
Но самое поразительное, что я слышу сочувствующий голос Платона:
– Лен, что с тобой?
Я редко ругаюсь матом, но сейчас у меня нет других слов:
– Пиздец просто! И ты еще спрашиваешь?
Я сижу на коленях на снегу, передо мной лужа из содержимого моего желудка, которое воняет вовсе не розами, нас едва не застрелили, а он спрашивает, что со мной.
Но так и быть - отвечу.
– Я беременна, - и если у него есть какие-то сомнения по этому поводу, уничтожаю их на корню, - От тебя. Потому что больше ни с кем не спала!
Мне многое,
Платон некоторое время стоит как истукан. Потом отмирает.
Он поднимает меня со снега, пару раз слегка встряхивает, но я продолжаю плакать. Он наконец-то развязывает мне руки, вытирает щеки от слез своими ладонями, что- то говорит. Но это не помогает. Потом сажает на пассажирское сиденье, сует бутылку с водой. Я пробую отхлебнуть, давлюсь, начинаю кашлять. А затем икать. Затихаю нескоро. Глаза слипаются. И меня вырубает. Я даже не знаю, что он сделает со мной дальше. Но, горестно вздохнув во сне, продолжаю спать.
Глава 13
Платон
Лена спит на пассажирском сиденье. А я словно очнулся. Протрезвел, что ли? И сейчас до меня начинают доходить масштабы катастрофы, которую я сам сотворил.
Что теперь делать? Надо ее домой отвезти. Может, ее уже ищут. Тогда дадут ли мне с ней поговорить? Вряд ли... И захочет ли она сама?
Поэтому везу ее в дом. Там на первом этаже закончили ремонт. Аккуратно достаю из автомобиля, стараясь не разбудить. Она что-то недовольно бормочет во сне. Но не просыпается. Куда ее нести? К себе в комнату? Там пустые бутылки, грязное белье, кавардак. Несу в гостевую спальню. Сначала кладу на диван. Одежда в грязи и сырая. Мне удается снять ее, не разбудив Лену. Ладонь замирает у нее на животе. Ребенок... Наш с ней малыш... Сын. Или дочка.
Хотя чего я ожидал? Мне прекрасно известно, откуда берутся дети.
В памяти всплывают брошенные ею мне в лицо слова: " Я беременна. От тебя. Потому что больше ни с кем не спала!" У меня от ее истерики всё встало в голове на свои места. Не стала бы она меня обманывать. Прямо бы сказала, что я не нужен. И отчитываться передо мной, сколько ей хочется мужиков, тоже бы не стала.
Понял я все чересчур поздно. Не надо было пить. Тогда бы тормоза не сорвало. Еще этот Орлов. Что ему-то надо? Зачем было мне пересылать фото Лены и Миграна? После этого я вообще соображать перестал. Созвонился с Ахмедом, подкараулил ее у дома, сунул под нос платом с хлороформом и запихал в машину. Меня душила такая злоба, что я даже не слышал, что говорила Лена, когда пришла в себя.
Там в промзоне, оставив ее в виде живого товара, я почти сел в машину. В тот момент у меня перед глазами стояли она и Тахаев. И я ее ненавидел. Сильно. За то, что не моя. И не только со мной.
А потом - потом я оглянулся. И увидел чужие мужские руки на ее теле. И ее лицо. Бледное, напряженное. Почувствовал, что попытается освободиться. Добраться до оружия. Чем все закончится? Что если это последний раз, когда вижу ее живой?
Понимание того, что шутки кончились, отрезвило. Заставило вернуться. Но эти ребята - не те, кого можно кинуть безнаказанно. Они стали стрелять. Правда, машина у меня лучше. Вожу я круче. Удалось оторваться. Увезти ее.