Я – доброволец СС. Берсерк Гитлера

Валлен Эрик

— Ты жив?! — спросил он с откровенным недоверием в голосе.

— Да, как ты можешь видеть.

— Но парни сказали, что ты погиб в Кюстрине, — возразил Рагге, не убежденный до конца. Затем он широко улыбнулся. — Пошли, мы это отпразднуем!

Он потащил меня в свой бронетранспортер. Оказавшись внутри, Йоханссон вытащил бутылку и с гордостью поднял ее.

— «Данцигер Голдвассер»! Забористая штука. Ее достал командир роты, но отдал мне. Ему все равно нельзя пить, — добавил Рагге извиняющимся тоном, слегка смущенный тем, что мы вдвоем разопьем бутылку, которую командир приберегал для себя.

Мы сделали по большому глотку этого восхитительного напитка, а затем спокойно и мирно

закурили. Это была моя последняя встреча с Рагге Йоханссоном. Прекрасный человек и солдат, людей такого калибра встретить очень сложно. С тех пор как всех шведов, служивших в СС, начали собирать в одном подразделении, он стал связующим звеном между ними — сначала как посыльный на мотоцикле, затем как водитель бронетранспортера командира роты. Так получилось, что благодаря своим обязанностям в штабе он мог видеться с каждым из нас. Когда взвод разваливался, он старался связаться с каждым солдатом, доставлял редкие газеты и письма из дома, став «почтальоном счастья».

Когда пришел приказ «По машинам!», мы просто кивнули друг другу и тепло попрощались. Мы даже не думали, что видим друг друга в последний раз. Впрочем, мы давно выкинули из головы подобные мысли. Что будет, то и будет! Не было смысла прощаться заранее, никто не знает своей судьбы. Мы прекрасно знали друг друга и считали, что вполне хватит крепкого рукопожатия.

— Спасибо, Рагге! Ты прекрасный солдат и отличный товарищ! — самая лучшая оценка для этого человека.

Большевики уже добрались до Темпельхофер Хафен (это речной порт на канале Тельтов), то есть находились не далее чем в 5 километрах от аэропорта. В жилых пригородах Ланквиц и Мариендорф мы еще удерживали свои позиции, но на открытой местности к востоку от них Красная Армия неслась со скоростью лавины. Русские отбросили нас за канал Тельтов. Теперь основная схватка разыгрывалась вокруг группы зданий типографии и издательств на южном берегу канала. Чтобы помешать подкреплениям прибыть в наши части, ведущие тяжелый бой, большевики поставили огневой заслон сразу за этими зданиями, отрезав путь, по которому мы только что пришли.

Колонны войск, которые шли за нами следом, были направлены на восток. По Дорф-штрассе и Германиа-штрассе мы двинулись в Бритц под градом русских снарядов. Добравшись туда, мы увидели, что происходит нечто странное. Весь район был забит солдатами и техникой, было даже несколько «Королевских тигров». Готовилась мощная контратака, для чего собиралась целая дивизия.

В качестве наблюдателя, которому предстояло корректировать огонь большого числа минометов, я лежал в обнимку с полевым телефоном на передовой позиции в каких-то руинах. Там было спокойно, но гораздо хуже был грохот боя, долетавший со стороны порта. Там все было окутано огромным облаком дыма, в котором то и дело мелькали языки пламени. Я видел русские танки, которые катили дальше, вспышки выстрелов показывали, что они ведут постоянный огонь, рядом с ними и позади них бежали пехотинцы, ну а в гуще наступающих войск взлетали столбы земли от разрывов немецких снарядов. Все здания в том районе ярко пылали, вокруг них шел тяжелый ближний бой. Мне представилась редкая возможность увидеть панораму боя сверху.

Началась наша контратака. Грозно заговорила артиллерия в Бритце, Ланквице и Темпельхоф Фельде, канонада быстро превратилась в огненный ураган. Подобно косе смерти, наши снаряды беспощадно снесли замыкающие ряды большевиков и отрезали передовые пехотные и танковые соединения. Наступило время наших минометов, их снаряды градом посыпались на толпу наступающих русских солдат. Эффект усиливало использование «Небельверферов», чьи мины обладали потрясающей разрывной мощью. С регулярностью метронома гремели артиллерийские залпы, а сквозь этот грохот

пробивалось завывание «Небельверферов», посылавших смерть обреченному противнику. Весь район наступления большевиков превратился в пылающий и дымящийся водоворот, переполненный болью и смертью.

Позади себя я слышал рычание моторов. Постепенно темнело, и в сумерках, освещаемых пламенем пожаров, «Королевские тигры» в сопровождении пехоты, закаленной множеством боев, двинулись вперед из руин Бритца. Они неслись вперед, словно грозная волна, чтобы сокрушить то, что еще осталось от окровавленного авангарда большевиков. Это было просто великолепное зрелище, в последний раз я видел танковый бой. Однако он не слишком затянулся, уцелевшие русские танки ничего не могли сделать. Их потуги походили на швыряние камешков в бетонную стену.

Брешь была закрыта, но всю долгую ночь иваны посылали вперед войска, надеясь отбить потерянную территорию и прорваться к аэропорту и сердцу города. Это была ужасная, жестокая борьба, в которой никто не просил и не давал пощады. Подобно лепесткам конфетти, в красно-фиолетовом ночном небе трассирующие пули прочерчивали линии во всех направлениях, безжалостно обрушиваясь на каждую подвернувшуюся цель. Позади нас бескрайнее море огня плескалось над горящим Берлином, пролетающие в темном небе жестокие монстры непрерывно сыпали свой смертоносный груз, чтобы не дать угаснуть всепожирающему пламени.

Было просто невозможно, чтобы в городе хоть что-то уцелело. Начиная с конца ноября 1943 года он не имел никаких передышек между воздушными налетами. Огонь в центре города поднимался в небо на колоссальную высоту и создавал такой жар, что сам превращался в огненный шторм. Американские армады прилетали днем, а по ночам англичане практиковались в ковровом бомбометании, жутком изобретении маршала Бомбер-Харриса.

Сотни тысяч солдат с отчаянием в сердцах сейчас сражались по широкому кольцу вокруг города против несметных орд противника. На них сыпался бесконечный дождь снарядов из десятков тысяч стволов (предположительно, Красная Армия в Берлинской операции задействовала около 40 000 орудий). То, что мы сумели отбить накануне вечером, уже наутро теряли, отступая шаг за шагом. На рассвете, когда бледное солнце поднималось над дымящимися руинами великого умирающего города, его слабые лучи лишь с огромным трудом пробивались сквозь тяжелую завесу дыма, чтобы осветить почерневшие дома с пустыми провалами выбитых окон. Трупы лежали на улицах повсюду.

Утомленные защитники продолжали сражаться, и повторялись события предыдущего дня. От дома к дому, от квартиры к квартире, от улицы к улице мы медленно отступали. Над нашим восточным флангом постоянно висел противник. Через Кепеник и Баумшуленвег мы пробились на запад и вышли на восточные окраины Бритца. Наше командование поспешно перебросило туда новые подкрепления в надежде остановить вражеское наступление. Но в то же самое время давление на юго-западе все усиливалось, положение стало исключительно опасным.

Около полудня 25 апреля мы больше не могли удерживать свои позиции и были вынуждены сдать Бритц большевикам. Чтобы перебраться в Нойкельн нам предстояло пересечь канал Тельтов, где имелся только один узкий мост. Грохот боя подкатился еще ближе, когда дивизия в полном порядке отошла к каналу. Маленькие подразделения, которые прикрывали отступление, держались с огромным трудом. Те, кто ожидал транспорта, начали нервничать, собравшись на узких улочках, идущих вдоль берега канала. Здесь столпился личный состав целой дивизии, почти тысяча человек. Это все, что осталось от старых проверенных полков «Норге» и «Данмарк» и других подразделений. Люди с тревогой ждали развития событий, но машинам было крайне сложно пробраться между руинами.