Я догоню вас на небесах (сборник)
Шрифт:
Леонтий подсунул ей руку под голову.
— Теперь по поводу Кий-перевозчик, — сказал он, хмыкнув. — Интересный аспект. Во-первых, положи на ум: поляне молотом как оружием не пользовались. Они вообще старались не воевать. А если случались у них стычки со степняками хазарами, то и оружие они имели адекватное. Дальше: представь себе волок на великом пути из варяг в греки. Кстати, ты поняла, почему из варяг в греки? Это же был их путь — путь спасения, путь поиска новой родины, новых морей. Но и в теплое Средиземное море обратно их, конечно, тянуло. Там, на теплом море, была их прародина.
— Почему легче?
— В море ты плывешь себе и плывешь. А на волоке? Часть грузов, а то и весь груз перегружается на волокуши, лодьи ставят на валки и тянут до другой реки. На следующем волоке то же самое. А разбойники так и лезут. Зевать некогда. Идут под звон мечей. Подходит караван к днепровским порогам. Как ты себе это представляешь? Один кандидат наук мне сказал: «Да, конечно, на порогах должна была быть лоцманская служба». Представляешь — лоцманская! Невозможно пройти пороги на больших груженых лодьях. Да и не надо. И как на любом волоке, лодьи разгружались и под защитой вооруженного отряда медленно на волах двигались по берегу. Грабить на пороги приходили даже Рыжие Даны. Содержать перевоз-волок способен был только князь или крупный воевода… А вот другой перевоз — соляной. Соль везли из Таврии. Соль тоже сопровождали вооруженные отряды. На реках соль перегружали в лодки. В лодках же перевозили и телеги, и волов. Каждая переправа представляла опасное военное предприятие. Соль — золото. И третий перевоз — рабы.
— Ты хочешь сказать, полянский князь… — Лидия Павловна поперхнулась от возмущения, — был работорговцем?
— Я же тебе объяснил — у полян князей не было. Иначе зачем мы так судорожно пытаемся ославянить варяжских воевод Аскольда и Дира? Были они варягами, варягами и останутся. Такие заросшие бородами. Хари. И Кий был харя…
Лидия Павловна заплакала. Она даже села.
— Почему ты так много говоришь?..
Леонтий отодвинулся от нее, вытянулся, руки по швам вытянул, как бы обезличиваясь, как бы уходя.
— Кто я без моих разговоров? Никто. Рядовой инженер без права на собственное мнение. Делатель фильтров, которые занимают тридцатое место в мире. Без моих разговоров я даже меньше, чем никто, — я нечто стыдное…
— А ты меня люби, — прошептала вдруг Лидия Павловна. — Ты меня люби — так и спасемся…
Салат с кальмарами
Жена Скачкова уехала в санаторий на Черное море. Скачков тут же подтвердил ее тезис: мужик — дурак, а если постарается — идиот. Он купил книгу за двести десять.
Спрашивается: нужна ему книга за двести десять, если зарплата у него двести пять?
Скачков взглядом очистил кухню, как очищают луковку: эмаль, никель, стекло. Снял с полки старинную супницу. При царизме в ней подавали фруктовые супы — сейчас в ее сиренево-фаянсовой утробе лежала сушка. Одна. В холодильнике,
Скачков съел сушку с майонезом.
Мысли в его голове возникали, как образы, как формы, — цельно: окорока, батоны, осетры, бутылки. И уходили за желтый горизонт на синих парусах.
— О-о-о… — застонал Скачков.
Проще всего было позвонить теще, напроситься к ней на ужин и заодно стрельнуть у нее денег. Но покойная Скачкова мама ребенком пережила в Ленинграде блокаду; ее рассказы о ленинградцах потрясали — ленинградцы были мужественным, гордым народом. Мысль пойти к теще Скачков отринул как антипатриотическую.
Позвонил своему институтскому другу Алоису.
— А не сводил бы ты меня в кабак, Алоис? — сказал он. — Что-то я тебя очень давно не видел.
— Жрать хочешь. А надо было ехать в отпуск вместе со своей женой. Витамины! Море! — орал Алоис. — Поджаристые ляжки. Шашлык-башлык!
— А ты, Алоис, не увиливай.
— Я не увиливаю. Я в гости иду. В один хауз. Там… — Алоис засопел, что-то прикидывая с позиций чести — он чести был привержен. — Пойдешь со мной, — наконец сказал он. — Там кормят.
— За так?
— Ну не совсем. Сегодня там читают.
— Про небо в клетку?
— Тебе не все равно? Надувай щеки, как умный. Улыбайся, как воспитанный. Баб не лапай…
— Дал бы лучше десятку в долг. Когда-то мы были как братья. Помнишь, Алоис?
На это Алоис ему ответил:
— Крепись…
Скачкову не хотелось в гости, тем более туда, где читают. Ему не хотелось ни вопиющих фактов, ни гражданской отваги, ни порицания Руси. Ему хотелось обонять нарезанную толстыми ломтями колбасу по кличке «Прима», вареную картошку, лук и мягкий хлеб. А также чай грузинский высший сорт.
Скачков ждал Алоиса на Литейном у медицинской вазы. Прошла старуха с корзиной флоксов — воздух стал миндалевым. «Хорошие цветы, — подумал Скачков. — Хорошо сейчас жене в Крыму». И тут пришел Алоис. В темно-синих штанах и голубой рубашке. На голове седина.
Алоис поседел рано. Еще в институте ходил с проседью. Можно сказать, проседь его и в люди вывела — она сильно действовала на романтических дамочек торговой специальности. Алоис был прожорлив — жил с бабушкой и вечно голодал. Романтические торговые дамочки его спасли. Звали Алоиса — Александр. Он долгое время был строен. Одевался со вкусом. И очень тревожно, даже ревниво, верил в начальство. Он говорил: «У них есть все. Зачем им злато?»
Разглядев Скачкова у вазы, Алоис закричал еще издали:
— Прашем пана до борделя! Слушай, старик, я пожевал крупы сечки. Слушай, какая гадость. Твоя кобра когда приедет?
— Через неделю.
— Моя неделю назад уехала. А я уже без денег. Ну, кобра. Гремучая змея. Гюрза. Анаконда. Я, Скачков, купил книгу за сто двадцать.
— А я за двести десять.
— Слушай, старик, неужели они между собой называют нас удавами? Впрочем, это было бы не так уж и отвратительно, в этом есть какая-то гармония. Скачков, какой ты весь стройный. И брюха нет. Где твое брюхо? Над нами, Скачков, небо синее. Мы свободны и неотвратимы. Мы, Скачков, орлы!