Я дрался на Ил-2. Книга Вторая
Шрифт:
— Никто. Только я один.
— А как это произошло?
— Это было под Кенигсбергом, на Земландском полуострове. А уж над Кенигсбергом… Вы знаете, что такое Кенигсберг? Там так охранялось, ой, ой, ой…
Мы летели домой с боевого задания. Истребитель стал подходить к группе, и я заметил, что идет именно на нас. И, зараза, заходил снизу. Я Николаю Федоровичу, командиру своему, говорю: «Коленька, дай-ка горку!» Я боялся за стабилизатор.
Он хорошо поднял машину, мне сразу видно немца стало, и я
Когда прилетели на аэродром, сели, сразу доложил: «Возможно, я сбил истребитель, потому что прямо в лоб бил».
И экипажи подтвердили, которые летели сбоку, им лучше видно, как и что… «Вовка сбил…»
А если ты даже и сбил, но не подтвердили, то все это туфта и не зачтут. А потом пришло сообщение от наземных войск… Про меня и в газете было напечатано. Наградили за сбитого орденом Красной Звезды и премию дали тысячу рублей. У нас не давали книжек, не было. На руки давали. Ну, а я мамке перевод, и все.
— После того как Вы сбили самолет противника, к Вам отношение изменилось в полку? Среди стрелков?
— Ну, тогда расписали и в газете, по всей дивизии… «Поздравляем тебя». Как только прилетел, сразу доложили. И тут и командир полка: «Поздравляем тебя! Молодец, что вовремя заметил…»
— А летчики Вашего полка сбивали?
— Летчики нет. Воздушных таких боев не было, немцы боялись в лобовую идти или сбоку подходить. Куда им! А ведь мы же летим-то по четыре машины и друг друга охраняем. Я тебя, ты меня…
— Истребители наши Вас часто прикрывали?
— Все время. Каждый боевой вылет, четверка истребителей Як-3.
— А не бывало ли такое, что немецкие истребители связали сопровождение боем и Вы остались одни?
— Не было таких случаев, не видел. Если даже что-то случается, четверка в прикрытии идет, два прикрывают нас. Два идут отгонять…
— Вас прикрывали разные полки истребительные? Или один и тот же?
— У нас было в дивизии три полка штурмовиков и истребительный полк. Не помню номер. Этот полк занимался прикрытием и воздушные бои вел. Ребята наши давали им «прикурить».
Такая была дисциплина, такая была ненависть. Никакой боязни, что ты можешь погибнуть, товарищ может погибнуть. Даже думки в голове не было.
— А как же тогда бывали случаи, что возвращались, не выполнив задание?
— Только по погоде, но у нас и такого не было.
— От кого потерь больше было? От зениток или от истребителей противника?
— В нашем полку только один или два экипажа погибло.
Я сделал восемьдесят семь боевых вылетов, вот за это время у меня был на глазах только один случай. А мы летали каждый летный день. Не было выходных, ни праздников, какие там праздники-то.
— Как
— К немцам я относился так — уничтожить, чтоб не было духа… Но однажды мы стояли на дороге, и вели немцев пленных. Посмотрели на них, они такие были сирые, что даже руки марать не захотелось…
— А отношение к ним, как к профессионалам войны? Уважали их? Или считали, что немец уже выдохся и недостоин внимания?
— Немец уже не тот был. Если он видит, что идет эскадрилья и прикрытие, то он уже побоится подойти, уходит в другое место, ищет, где полегче. Не было ни одного вылета, чтобы немецких истребителей не было у нас на пути, но чтоб они нас атаковали…
Они вообще-то боялись. Но и обнаглевшие попадались… А так все было хорошо. Я ж говорю, что «в сорочке родился». Мы отлетали… Эскадрилья была хорошая, и дисциплина, и отношение друг к другу. На командиров повезло, я считаю. Отличный был командир дивизии Кучма, полковник, и наш командир полка Петров, и командир эскадрильи Ермилов Павел Александрович. Боевые задания выполнялись, и ответственность экипажей была стопроцентная — никто не боялся задания. Чтоб вернуться обратно, испугаться, такого не могло.
— Вы не помните, ваши «Илы» были какие? Крылья были прямые или со стрелочкой?
— Нет. Немножко были… Стрелка.
— Не помните, как они были окрашены?
— В зеленый цвет. Без камуфляжа. Никаких полосок или надписей не было. Были только номера на киле: один, два, три… У меня был тринадцатый. Я его не боялся.
— А были ли какие-то суеверия? Ну не бриться перед вылетом? Не фотографироваться?
— Не было. Все чистенькие были, побритые.
— Какие отношения сложились с техническими специалистами?
— Хорошие. Мы им помогали. Оружейным мастерам помогали бомбы подвешивать, вооружение. Но я не механик. Чем мог помочь техникам? Заправить, шланг подать, под бомбу спину подставить… А радисты, те уже все сами. Каждый раз после вылета проверяют.
— Немецкими шлемофонами не пользовались?
— Нет. И не видел их даже. Только наши.
— У Вас женщин в полку много было?
— Может, раньше и были, но в мое время почти не было. А среди технического состава не было вовсе. Санитарка была, Мария. Она смотрела, чтобы были заполнены санитарные ячейки, бинт там, что положено. Но никто не тратил ничего, так что и работы у нее немного было.
— Вы помните первый аэродром? Куда Вы с запасного полка прибыли?
— Был полевой аэродром укатанный, никакой бетонки, ничего.
— Где жили?
— У нас там было общежитие. Барак. А некоторые экипажи жили по домам. Потому что были пустые дома, хозяева эвакуировались. Давали на два, три звена.