Я дрался на Ил-2. Книга Вторая
Шрифт:
— А местные жители были? И какие с ними отношения были?
— Были. Отличное отношение. И их никто не обижал, никто не воровал. Местные самогон гнали. Но я не помню, чтобы кто-то в моей эскадрилье покупал и пил…
Время быстро летело. Вы знаете, вот не успевали отдохнуть. Только приляжешь, уже вставать надо. А мы вставали рано, где-то в шесть утра. Помоемся, и в столовую, а потом везут на аэродром, и готовишься к боевому заданию.
— Скажите, как было у
— У нас был майор Мошкин, хороший мужик.
Блин! Так, я же сам был комсоргом. Я ж говорю, куда сам не захочешь сунуться, обязательно меня туда засунут. Я сам не высовывался, но они видят, человек справится, и меня — комсоргом эскадрильи. Партийных у нас в эскадрилье не было. Все комсомольцы были. Но все ребята у меня были боевые такие, что дай боже.
— А в чем вообще заключалась работа комсорга?
— Во-первых, агитация: пропаганда опыта по боевому обслуживанию самолетов, информация о состоянии на фронтах…
Выпускали стенгазеты, вывешивали листки-«молнии». Рассказывали о том, как отличился какой-то экипаж.
Для этого у нас в комсомольской организации редколлегия была. Она занималась этим вопросом… Так что пустого дня не было. Каждый чем-то занимался…
— Замполит у Вас летающий был?
— Да. Был летчик, тоже командир. Были и просто политработники, но это уже при дивизии. Был начальник политотдела дивизии, который отвечал за политическую подготовку кадров. И к нему никаких претензий нету. Но были и такие, кто и не летал, и был «трепло гороховое». Были. Таких экипажи не любили.
— На Ваш взгляд, должен был летать политработник, для того чтобы уважение к нему было?
— Не только в моем случае назначение на политработу было как бы в приказном порядке.
Видят, что человек может с народом общаться, довести дело до конца. Вот у Ермилова заместитель был политработником. Он отвечал за политическое воспитание экипажей. Он летал, и к нему никаких претензий. Умел гасить конфликты в коллективе.
— А особист в полку был?
— Особый отдел был только при дивизии. И представителя СМЕРШа в полку не было.
— У Вас в эскадрилье был адъютант эскадрильи?
— Адъютант был. А вот летал он или не летал, я не скажу.
— За какое количество боевых вылетов стрелку давался первый орден? За первых десять вылетов?
— Не орден, а медаль «За отвагу». У меня восемьдесят семь боевых вылетов. И у меня орден Красной Звезды, медаль «За отвагу» и медаль «За боевые заслуги». Орден приурочили к сбитому истребителю.
— В Вашем полку, кроме Ермилова, Герои были?
— В нашей дивизии был один только
А заслуженных летчиков, у которых орденов Боевого Красного Знамени один, два, три (больше трех ни у кого не было), очень много было, почти все летчики.
— У Вас не было ощущения, что Ил-2 был недостаточно защищен?
— Вы что! Его немцы боялись как огня.
— Но Вы сидите по пояс открытый, только снизу-сзади бронедверка закрывает — и все.
— Никакой дверки не было. И на полу, под ногами плита была — и все. Ну, а с боков не было ни фига. (Дверка была, а на полу бронеплиты не было. — О.Р.)
— А фонарь снимали, который над Вами был?
— Зимой летали с фонарем, а летом мы летали открытые.
— Это не воспрещалось?
— Нет… То стекло запотеет, или дождь, или еще что-нибудь… А тут — чистое пространство.
— А как подтверждались результаты ударов по земле? Как подтверждали, что действительно сожгли столько-то танков?
— Земля подтверждает: вот такая-то эскадрилья уничтожила два, три танка. Или уничтожила дзот, или батарею, уничтожила взвод пехоты или еще что-нибудь. Это только разведка и пехота подтверждала результаты…
— А по заявкам наземных войск часто приходилось работать?
— Нет. Мы получаем задание от своего командования, по карте.
— А удары по своим были?
— У нас не было. Но такое могло быть. Говорили, что были… Как говорится, доводили до нашего сведения.
— Кроме передовой, Вы по каким еще целям работали?
— Мы по морским целям один раз только работали. Когда мы выходили на косу, бомбить территорию, а попали в корабли.
— На аэродромы ходили?
— Нет, нет, нет.
— А где Вы закончили войну?
— Земландский полуостров. Он как входит таким уступом, тут море, а сюда проходит коса длинная, ширина около двух километров.
— А ранений у стрелков в полку много было?
— Были… У меня была контузия. Однажды, когда мы начали бомбить, над нашим самолетом взорвался зенитный снаряд, антенна самолета сломалась, и мне дала по голове. И я без памяти свалился в кабину. Признали, что я контужен, и один или два дня мне дали отдохнуть.
— Вы всегда летали с одним и тем же командиром?
— Да. С одним и тем же. Но если я заболел, тогда командиру дают другого стрелка.
— А если командир заболел?
— Тогда экипаж не летает.