Я дружу с Бабой-Ягой
Шрифт:
— Как? — удивились мичманы. — Вы же флотский!
— Ну и что!
— Бывший подводник!
— Ну и что!.. То есть умел, конечно, а потом случилась одна штука и — как обрезало! Я боюсь воды. Оказавшись в воде, я становлюсь куском свинца. Даже дома только полванны наливаю, чтобы не утонуть! — Он улыбнулся, вздыхая, наконец, глубоко и облегченно. — Уф! Хотел утаить! Утаишь от вас!
Сидя перед Филиппом Андреевичем на корточках, я внезапно вспомнил его недавнее плавание на плотике, который легко бы мог опрокинуться от случайного
— Ты что, Ушки-на-макушке?
— Я?.. — я хотел узнать, зачем же он садился на тот плотик, зачем рисковал, не беря даже спасательного круга, но вдруг понял, что это детский вопрос, что если рисковал, значит, надо было, и что круг смутил бы Ухаря и Рэкса. И вообще взрослые рискуют, наверно, чаще, чем мы замечаем.
Давлет улыбнулся.
— Доволен кличкой?
— Хм!
С тебя плитка шоколада! Помнишь — обещал?
— Это же вы обещали»
— От твоего имени. Гони шоколад!
— Хм, ладно! Вот пойду в увольнительную!
— А вы — мне, — сказал мичман Чиж, — тоже обещали!
— М-да! Уплыла шоколадка!
— А вы мне! — обратился Димка к мичману Чижу.
— За что? — не понял тот.
— За так! За дружбу! За то, что я самый шкентельный! А я обратно Семке, то есть Ушки-на-макушке, тоже за дружбу! И вышло, что не надо шоколада! А-а!
Димкино верещанье перебила рында.
Среди солнца, блеска воды и обнаженных тел тревога показалась такой невероятной, что какое-то время мы, застыв, соображали, в чем, собственно, дело.
— Полундра! — закричал Филипп Андреевич, поднимаясь.
И лишь тут наша полуголая орава, кто вплавь, кто по плотам, кинулись на плац. Там стояла Раина машина, и около нее, разгоряченно жестикулируя, Рая что то рассказывала мичману Кротову. Мы обступили их, и шоферша объявила Давлету:
— Вот, как обещала, привезла шпиона!
Филипп Андреевич втянул живот, как бы нечто сказав этим.
— Попался, как кур во щи. На том же повороте и с тем же вопросом, не в «Ермак»- ли я еду! Нашли дежурную дурочку!
— Становись! — скомандовал Давлет.
18
Мы нетерпеливо построились, не сводя глаз с дверцы, за которой сидела странная личность — шпион! Не из книг и не из телевизора, а живой, настоящий наш противник!
— Можно? — спросила Рая.
— Давай! — разрешил Филипп Андреевич.
Со значительным жестом, как дрессировщица, выпускающая из клетки тигра, шоферша дернула шпингалет и распахнула дверцу. На землю спрыгнул щуплый паренек, в серенькой рубашке, с газетным паке-
том под мышкой. Растерянно оглядевшись, он переметнул пакет под другую руку и замер, как вратарь в воротах, где штангами были Рая и Филипп Андреевич.
—
— Осторожней! — вырвалось у паренька.
— А!
Сверток упал на гравий, и все, кто находился на плацу, отшатнулись, загораживаясь руками. Но взрыва не последовало. Последовало то, что паренек поднял сверток и сказал:
— Это пирожки.
— Пирожки? — удивился начальник. — Какие пирожки?
— С печенкой.
И тут Димка, все время беспокойно тянувшийся вправо, чтобы толком разглядеть то, что происходит у машины, стоявшей к нам боком, метнулся вперед с криком:
— Федя!
— Федя! — заорал и я, кидаясь следом.
— Димка!.. Семка!..
Слепившись в один комок, мы кружились на виду у всех, приплясывая, мыча и хлопая друг друга по лопаткам, пока Федя, спохватившись, не притормозил нас. И Димка запоздало объяснил озадаченному Давлету:
— Филипп Андреевич, это мой брат!
— Брат?
— Врет он! — крикнул Рэкс с балкона ГКП.
— Молчи там, Рэксина!.. Брат, Филипп Андреевич!
— Родной?
— Да, — ответил Федя, почувствовав себя уверенней. — Я приехал попроведовать его. Вот и пирожки, мамин гостинец. Спасибо вам! — с легким поклоном сказал он Рае.
— Хм! — ответила та.
— Брат, значит! — подытожил начальник, бдительно присмотревшись к обоим Лехтиным и найдя, очевидно, сходство, которого нельзя было не найти. — Олег, а ты не узнаешь этого брата? — спросил он на всякий случай.
Олег подошел, оглядел Федю и мотнул головой.
— Нет.
— Ну, ладно! — сожалеюще сказала Рая. — Брат так брат. Все равно доброе дело сделала. Но я вам еще привезу шпиона! Я вам всех шпионов Советского Союза перевожу! — Она усмехнулась, села в кабину и умчалась на верхнюю палубу.
— Отбой! — крикнул Давлет.
Братва с гиканьем унеслась к бассейну. Федя развернул газету, где оказалось десятка два румяных пирожков, и протянул ее Филиппу Андреевичу.
— Угощайтесь!
— М-м! — мурлыкнул он. — С печенкой, говоришь? — И, щекотнув свое арбузное брюшко, взял пирожок, куснул его и восторженно поднял брови. — М-м, передай маме спасибо!.. Вообще-то, знай впередь, встречи с родственниками разрешаются только за шлагбаумом, к тому же у нас осадное положение, но...
— Мы сейчас уйдем, — сказал Федя.
— Но, — продолжил Давлет, — раз уж ты въехал сюда, и раз уж у тебя такие вкусные пирожки, из которых я, с вашего позволенья, возьму еще один, — и он взял, — то разрешаю маленькую экскурсию по лагерю. Минут через двадцать Рая поедет за обедом — можешь воспользоваться. Да, а маме еще передай, что юнга Лехтин служит образцово! — И, глянув на меня, добавил: — А если встретишь Полыгиных, то им тоже передан, что и юнга Полыгин служит образцово! — И сквозь кусты Филипп Андреевич направился в штаб.