Я - эль Диего
Шрифт:
На самом деле я забыл обо всем, как только вышел на поле. Праздник был просто потрясающим… Но меня просто убили, заставив Дальму и Джаннину появиться там, на стадионе. Они меня убили! У меня задрожали колени, но это был слишком сильный для меня удар. Я благодарен всем за то, что мне хотели сделать сюрприз, но когда я увидел своих дочерей в футболках «Боки» с надписью «Папа, спасибо за то, что ты вернулся», я был в шоке. До этого я думал только об игре, но теперь все мои мысли спутались.
Кроме того, я поднял глаза, чтобы найти успокоение на небе, и мой взгляд попал на один из флагов, свешивавшихся с трибуны: «С 10-м номером? Бог!».
Первые 45 минут я потратил на адаптацию: я играл как дебютант, новичок, и совершил все те же самые ошибки, что до этого замечал у своих партнеров.
Но
Я чувствовал себя на поле прекрасно, но в то же время отдавал себе отчет, что пока еще многого не могу сделать. По крайней мере, удары по воротам издалека (да и из штрафной площади тоже) мне не удавались. Но еще больше меня расстроило то, что мне пришлось отправиться на антидопинговый контроль. Случайность? До моего появления в «Боке» три раза подряд сдавать анализы на допинг вызывали Каниджу. Если это не преследование, то что же?
После окончания матча на пресс-конференции кто-то задал мне вопрос, вернулся ли я к жизни, на который я ответил: «А я никогда и не был мертвым, маэстро». Со стадиона мы отправились на праздник в «Кафе Соул», приндлежавшее Фон Кинтебии, и это был сюрприз, который приготовил для меня Коппола. В тот вечер состоялось открытие боулинга, и там, в районе Лас Каньитас, в те времена не было такого числа ресторанов как сейчас. Мы сделали это заведение знаменитым! И я оттянулся по полной программе, посмотрев матч в записи на гигантском экране… Все это было похоже на свадьбу из тех, что играли раньше, так как со мной была вся моя семья: жена, дочери, родители, тесть, теща, сестры, друзья и куча приглашенных знаменитостей, среди которых самым главным был Чарли Гарсия. Когда закончили показывать матч, он устроил еще один импровизированный праздник. Закончилось все тем, что Чарли играл на пианино, а мои дочери пели, расположившись рядом с ним. Большего я не мог и просить.
Я забыл о том, что вновь принимаю участие в национальном первенстве, что через семь дней меня ждет другой матч, другой праздник. И это был не просто еще один матч, старик! 15 октября я вновь вышел против «Архентинос Хуниорс», который был уже не моей командой, а командой моего племянника Дани, сына Аны и моего шурина Карлоса Лопеса. Вся моя семья собралась в ложе стадиона, включая мою мать, которая дымила своим «Мальборо» и проклинала на чем свет стоит одну газету, написавшую, что она согласилась бы на ничью, так как ее сын впервые в жизни играл против ее внука, и все это в День Матери!
Дани безо всякого уважения врезал мне по ногам, но тот вечер все равно был моим… И это несмотря на то, что я играл против ребят вроде «Томатино» Пены, которому было три месяца от роду, когда я дебютировал в первом дивизионе. Он играл словно против своего отца!.. Они сфолили на Скотто рядом с линией штрафной, я подошел к мячу, ударил по нему… и попал в угол! Несколько секунд я размышлял над тем, кричать мне или не кричать, и склонялся к тому, чтобы обойтись без чрезмерного выражения восторга, но… На этом поле я, выступая за «Архентинос», забил четыре гола Гатти, когда мы боролись за выживание. И я подумал о тех подкупленных дебилах, о сукиных детях, которые меня теперь освистывали. Подумал о моей матери и поблагодарил как мог Бороду (Бога) за то, что он предоставил мне еще одну возможность подарить ей что-нибудь… Подарить ей гол.
Потом, когда я вернулся в раздевалку, когда я поцеловал мою мать, до меня дошло, что мой шурин, Морса, в одиночку дрался со всеми «баррабавас» «Архентинос». Он не смог вынести того, что меня освистывали, не смог.
Я был на пороге своего 35-летия, и собирался устроить по этому случаю большой праздник, из тех, что мне нравятся. Но еще до этого я отпраздновал его игрой. Нам предстояла поездка в Кордобу на матч против «Бельграно», который обыгрывал «Боку» последние четыре сезона, и я хотел взять реванш любой
Простые жители Кордобы были очень бедными, как и во всех аргентинских провинциях. Но меня они всегда принимали хорошо, поэтому я был рад этой поездке. Не знаю, болельщики ли «Бельграно» аплодировали мне, когда я там приземлился, но это меня настолько вдохновило, что когда я вышел на поле, то почувствовал себя так, будто я тренировался целый месяц без передышки. К тому же мне рассказывали, что Энрике Ньето, главный тренер «Бельграно», сказал своим игрокам: «Никаких фото с Марадоной! Я не потерплю дикарей в своей команде!». Однако, стоило мне ступит на газон, как все они подбежали ко мне, бочком-бочком, и оглядываясь по сторонам, с просьбами сфотографироваться… Я испытывал непривычное ощущение, и каждая игра напоминала мне прощальную. И всякий раз я уходил с поля, преисполненный чувством гордости. Многие соперники бились что есть сил, нисколько меня не щадили, а потом, после финального свистка говорили: «Диего, я желаю тебе удачи всего мира». И эти слова были для меня бесценными. Подходил Баррос Скелотто и говорил мне: «Ты – феномен», подходил кто-то другой и сообщал: «Диего, если я тебя ударю, то не вернусь к себе домой». Но были и другие, которые хотели стать великими за счет Марадоны: «Теперь меня узнают, я тот, кто стер в порошок Марадону». Однако Марадона не позволял им этого… И я собирался бороться, чтобы меня никогда не смогли остановить.
Мы победили, победили в третий раз подряд… Усираясь, но выиграли 1:0. Я закончил этот матч в слезах, плача всерьез, и чуть ли не срываясь на крик, сказал: «Это была очень тяжелая для меня неделя, очень тяжелая. И кроме того, очень грустная».
Я чувствовал себя полным дерьмом, когда видел Кани, моего друга, в таком плохом настроении. Может быть, это чушь, но такой уж я есть. И в тот вечер я решил больше не позволять Наннис делать то, что ей взбредет в голову. Я никогда бы не позволил запрещать мне выражать мои чувства, если мне грустно, и этому не могла помешать ни Наннис, ни кто-либо другой.
После этого я устроил праздник в честь моего дня рождения, в Буэнос-Айрес Ньюс. Там была вся моя семья, мои партнеры по «Боке», Чарли Гарсия, Хуансе, Диего Торрес, Рики Маравилья, Андрес Каламаро… Я противоречивый? Ну, а кто нет? Там я собрал всех, кого я хотел видеть. Мой первый тост был следующим: «Я проживу много-много лет, хотя некоторые хотели бы, чтобы этого не случилось».
Эти «некоторые», которых было не так уж и мало, считали, что все мы, футболисты – невежды, и лучший ответ на это дал не я, а престижнейший Оксфордский университет.
То, что меня признали там, стало для меня одним из самых радостных событий в моей жизни. Ради того, чтобы прилететь туда, я предпринял огромное усилие. 5 ноября я сыграл против «Велеса», мы вновь победили – четвертый раз подряд, и со стадиона я направился в аэропорт Эсеиса. Меня сопровождали Клаудия с дочерьми, Коппола и Болотникофф. Оттуда я вылетел в Нью-Йорк, где сделал пересадку (янки запретили мне находиться на территории США) на «Конкорд» и через 3,5 часа приземлился в Лондоне, откуда меня доставили на машине в Оксфорд. Через 20 минут я уже стоял перед кучей студентов со всего мира, которые аплодировали мне так, словно я только что забил самый красивый гол в моей жизни. Идея с этой поездкой принадлежала аргентинскому парнишке, Эстебану Сичельо Хюбнеру, которому я буду благодарен до конца моих дней. В течение 35 минут я читал лекцию, которую мне помогли написать Болотникофф и Коппола, и для меня это было большим испытанием: я читал вслух на публике впервые с того момента, как учился в начальной школе. Чувство, которое мной тогда двигало, было очень простым: я хотел развеять миф о том, что футболисты – невежды, я хотел защитить честь игрока.