Я это все почти забыл... Опыт психологических очерков событий в Чехословакии в 1968 году
Шрифт:
причислял к их числу), не только жертвы, и советские танки – не единствен-
ная причина провала реформ; чешские политики не могут снять с себя от-
ветственности за то, что их негибкие действия и поспешные, недальновид-
ные шаги в конце концов привели страну к худшей внутренней ситуации,
чем была до начала реформ. Потому не стоит удивляться, что Горбачев не
торопился относить пражских реформаторов к своим предшественникам
или к образцу.
Это
Не хочу гадать, как сложилась бы жизнь этого яркого человека, вероят-
ного «чешского Горбачева», как говорили о нем в середине восьмидесятых,
когда его друг начинал в СССР перестройку, а он, один из умнейших людей
эпохи, вытолкнутый из Праги промосковской властью, скитался по Европе. В
списке жертв советского вторжения его судьба оказалась не худшей; он до-
жил до новых времен.
В апреле 1997 года, через два года после выхода в Праге книги Горбаче-
ва и Млынаржа, развернув одну из московских газет, я наткнусь на заметку
«Памяти Зденека Млынаржа». Строчки запрыгают перед глазами: «Многие
годы меня связывала со Зденеком дружба… она выдержала все испытания,
которые выпали на его и на мою долю. И мы остались верны ей до конца…
Михаил Горбачев» 8.
Книга Горбачева и Млынаржа на чешском называется «Реформаторы не
бывают счастливы». Это больше, чем название, выстраданное горьким лич-
ным опытом двух современников. Скорее, это диагноз системе, которой оба
знали цену, противостояли ей, надеясь ее улучшить, не ломая.
В начале февраля 1990 года я возвращался из Карловых Вар в Москву и
задержался в Праге. Шла пятая неделя, как у чехов появился 53-летний пре-
зидент Вацлав Гавел. На улицах толпы, настроение праздничное. Уходил в
прошлое коммунистический режим, в городе царила молодая стихия в джин-
сах и кроссовках. Эта масса делегировала сверстников в Пражский Град, в
помощники президента, в сотрудники его канцелярии. Им в голову не при-
ходило изменить внешнее обличие, их кроссовки разошлись по старинным
коврам древних залов. Подражая Гавелу, они старались поступать так, чтобы
было больше свободы, уважения к человеческому достоинству, чтобы всегда
можно было говорить правду и чтобы люди, слыша эту правду, ощущали не
свое бессилие, а начало практической работы.
Я навестил Ганзелку в его небольшой квартире в Новом городе, непо-
далеку от станции метро Ботаницка заграда. На второй день он повез меня к
своим знакомым на чашку кофе. Снег падал на дома, на мосты, на черные
зонты пешеходов. Припарковав машину на набережной
ли к большому каменному зданию, построенному в стиле модерн еще до
Первой республики. Милая хозяйка по имени Ольга обрадовалась, увидев
Иржи. Мы пили кофе в окружении книг и картин старых мастеров. Ольга рас-
спрашивала Иржи о детях, жалела, что муж рано ушел на работу, и с юмором
вспоминала, как славно они провели с мужем воскресный день в загородном
доме, купленном за 25 тысяч крон по объявлению в газете незадолго до по-
явления войск. Домик в деревне Влчице, в местности Градечек, у подножия
горного массива Крконоше. Когда мы вернулись домой, Иржи сказал, что
Ольга, у которой мы пили кофе, – жена Вацлава Гавела.
О Гавеле я слышал и раньше от Ганзелки, Зикмунда, Млынаржа, они
люди одного круга, друзья по Пражской весне, вместе подписывали манифе-
сты и шли в рядах «Гражданского форума». Как-то Гавел ввалился в дом
Зикмунда в Злине. «Мирку, извини, со мной такая орава!» За ним всюду та-
щились агенты безопасности. Гавел ночевал в доме Зикмунда, а прощаясь,
написал на своей фотографии: «Это самая приятная остановка на моем пути,
я только прошу прощения за полицейское окружение, которое привел с со-
бой. Вацлав Гавел. 15 августа 1985 года». А когда президент Гавел после вы-
боров приехал в Злин, с балкона муниципальной ратуши, у которой собра-
лись тысячи жителей, президента приветствовал почетный гражданин го-
рода Мирослав Зикмунд. «Мирек, – спрашивал я потом, – с Гавелом снова бы-
ла орава?» – «Когда он пришел в Град, орава стала меньше!» 9
Гавел впервые в новой для себя роли собирался лететь в Москву, и Ган-
зелке пришла мысль свести с президентом корреспондента «Известий», раз
уж он оказался в Праге. Все же советские читатели смутно представляют, что
за человек стал идолом чехословацких масс. Идея замечательная, думал я, но
деликатно ли взваливать на Иржи такие хлопоты. Больная Юлианка ждала
мужа в Седло, ему предстояло навестить ее, да и мне пора в Москву.
Пока я копался в архиве, надеясь, что Иржи занят своими делами, он,
видимо, связывался с канцелярией Града или напрямую с президентом. Ми-
лый Иржи, ну как передать тебе мое смущение при мысли о том, что в
Москве, когда ты снова прилетишь, как бы я ни старался, каких бы друзей ни
просил, не будет у меня шанса устроить тебе встречу с президентом.
До возвращения Иржи оставалось по меньшей мере три дня, я позвонил