Я это все почти забыл... Опыт психологических очерков событий в Чехословакии в 1968 году

Шинкарев Леонид Иосифович

ский язык богат на такие свойства характера. Вот славная Академия наук, на каких

научных фундаментах она стоит! Прости меня, Леня, за эти слова. С другой сторо-

ны, я рад, рад, что Юра не дожил до того, чтобы читать эти документы.

И еще: ты мне не ответил на вопрос из письма от 31.12.03 – какая судьба тво-

их

рукописей – когда будешь публиковать. Ведь ты вложил столько энергии до твоих

исследований, время спешит! Есть такие возможности без риска публиковать? –

скажи, Леня. Желаю тебе всего хорошего, береги себя, привет Неле. Мирек 3 .

Конец ХХ столетия все смешал на карте бывшей Восточной Европы. У

Москвы и раньше случались с соседями конфликты, в том числе вооружен-

ные. Но в 1950-е годы находился хоть какой-то повод применять силу. В Че-

хословакии оправданного повода не было, и забытые, казалось, представле-

ния о «русской угрозе» теперь воскресали не в одной голове. Из опасения

вызвать раздражение патрона в подвластных фактически странах, внутри

блока, об этом не говорили вслух, но последствия были ожидаемы. Едва за-

мерцала возможность, прибалты, венгры, поляки, чехи, словаки, румыны,

болгары с облегчением устремились в европейские политические и военные

союзы. Массовость и поспешность бегства из одного блока в другой выдава-

ла их общий страх упустить момент, опоздать вырваться, уйти.

У чешских политиков, традиционно осторожных, любой напряженности

избегающих, не было симпатий к альянсам, будь то Североатлантический

пакт или Варшавский договор, оба военных союза чужды их национальному

чувству. Но когда в 1999 году Чехия, не считаясь с российским неудоволь-

ствием, передоверила свою безопасность коллективным силам Европы, ре-

шение поддержало больше половины (60 процентов) населения. Как ни

обидно это признать, но в массовом сознании, еще недавно абсолютно про-

российском, они теперь уходили не «куда», а от «кого».

Можно сколько угодно изощряться в поисках неких скрытых мотивов,

упрекать неблагодарных чешских политиков, но чехи знают, и мы сами зна-

ем, что решающим для народа аргументом был застрявший в исторической

памяти 1968-й год.

Массовый побег из зоны оказался удачным не только для вырвавшихся,

их не вернули, он оказался поучительным для нас самих, граждан России, те-

перь имеющих возможность осознать, как ненадежен и зыбок любой искус-

ственный монолит, при первых же нагрузках распадающийся.

Картина, разумеется, упрощена,

не передает накала и драматизма со-

бытий, когда страны, для Москвы «братские», едва представилась возмож-

ность, стали торопливо покидать военный союз и державу, которая в них

вкладывала, что могла, иногда в ущерб себе. Беглецы это помнили, были

благодарны, но уже никакая сила не могла их остановить. Европа им виде-

лась желанным берегом, где может вернуться к ним ощущение, в их судьбе

важнейшее, большой страной не пережитое и ей непонятное: ощущение, что

есть на свете уважительный к ним мир, где – по словам Томаша Масарика –

«что ни Чех, то Человек» 4. Этого, по их признаниям, им не хватало под па-

тронатом СССР.

Первого мая 2004 года Вацлавская, Староместская, все площади Праги

ликовали по случаю вступления Чехии в Европейский Союз, а самые нетер-

пеливые ринулись на своих машинах к границе с Германией и Австрией, что-

бы пересечь их без паспортов и убедиться, что им теперь открыта вся Европа

(их тогда вернули обратно, не все еще было готово для свободного, в любом

месте, пересечения границ); люди радовались самой возможности ощутить

себя в семье европейских народов с населением под полмиллиарда человек.

Теперь на зеленом поле Европы два основных игрока – Евросоюз и Россия.

Было начало августа 2007 года, когда мы с Нелей приехали в Прагу и

вечером гуляли по Вацлавской площади. Не доходя до памятника Святому

Вацлаву, примкнули к группе английских туристов, их вела пожилая чешка-

экскурсовод. У фотографий Яна Палаха и Яна Заица, где всегда цветы и го-

рящие свечи, она говорила о русских танках и двадцати годах оккупации, и

по ее горечи видно было, что слова у нее не заимствованы из путеводителя, а

подсказаны собственными чувствами. Когда женщина повела группу даль-

ше, я пошел с ней рядом, мы разговорились. Говорит, училась в Союзе, но уже

лет сорок там не была. «Знаете, я понимаю, что сегодняшняя Россия уже не

СССР, а совсем другое государство. Но для моей памяти, простите, разницы

нет».

Эти слова я вспоминал, думая о том, как разошлось чешское общество в

спорах, нужно ли разрешать американцам создавать в Восточной Европе си-

стему противоракетной обороны и к юго-западу от Праги строить радиоло-

кационную станцию слежения, способную просматривать территорию Рос-

сии до Урала. Все смутилось в чешских душах. Они успели поверить, что

больше нет для них российской угрозы, и чужая военная база только уязвля-

ет их национальное чувство, и рискованно снова испытывать выдержку Рос-