Я это все почти забыл... Опыт психологических очерков событий в Чехословакии в 1968 году
Шрифт:
работа над книгами не идет столь вперед как маршрут сам – но так и надо!
Осенью мы были в Канаде, посмотреть, что такое ЭКСПО-67, о котором наша
печать постоянно информировала народ, так что Монреаль стал у нас чуть-чуть
центром всего мира. Конечно, было это очень интересно, и многие заключения, что
касается сравнений нашего и другого мира, были
Мир идет огромными шагами вперед, и у нас очень часто только говорится – а дело
не идет! Вот ты меня очень хорошо понимаешь и знаешь, где нам «тесные сапоги».
Я смотрю из окна и представляю себе Байкал – может быть, не очень большая
разница: наш сад белый, белый, снег везде, фазаны ходят около дома, но озера или
лучше сказать моря, Байкальского моря нету! Хотелось бы попасть на неделю, две,
три к вам, но еще не пора.
Чтобы перед началом работы над книгами о Союзе приехать снова и получить
самые свежие и новые впечатления, дополнения тех, которые мы увезли в 64-м, нам
надо выбросить из головы еще всю Индонезию и Японию. А потом – вперед!
Вот, Леня милый, я надеюсь, что ты поймешь это письмо, я попробовал по-
русски, но латинским шрифтом, поскольку у меня букв нету.
Передай привет Неле и Галке, позвони, прошу, и Виктору Демину, скажи ему,
что мы не забыли, но времени очень, очень мало, и если писать, то так, чтобы он
дождался книги о Сибири, о которой он мне говорил. И всем иркутянам привет,
большой привет и много успехов! Твой Мирослав 43 .
И еще одно, недавнее.
Письмо И.Ганзелки в Иркутск (20 мая 1968 г.). Ленька, милый, обнимаю тебя за
телеграмму и поздравления к первомайскому празднику. В последнее время я очень
часто вспоминаю тебя и всех близких и милых друзей – иркутян. И боюсь, что вы не
совсем правильно поймете, что у нас делается. В советских газетах пишут мало,
редко и не всегда с полным понятием. Это, конечно, огорчает много честных людей,
коммунистов, беспартийных,
Советский Союз, и до сих пор думали о нем с полным понятием и доверием.
Ленька, это действительно положение нехорошее. Ты нас с Миреком знаешь.
Мы остались и остаемся такими, какими и были. Я в последние недели на очень бур-
ной публике несколько раз с удовольствием защитил дружбу к советским народам и
буду в этом продолжать, потому что дружбу и любовь менять нельзя. Но огорчает
меня, когда вижу, как много довольно высоко поставленных советских лиц поворачи-
ваются именно ко мне спиной и ищут дружбу среди тех, которые нанесли такой
ущерб и дружбе (действительной), и действительно социалистическому развитию
общества у нас.
Ну, ничего, Ленька, правда только одна. Время пройдет, и она проявится. Надо
работать и ждать. Хотелось бы уже продолжать работу у вас в СССР, но ответ-
ственные москвичи вдруг не знают, кто такой Ганзелка и Зикмунд, адрес потеряли.
Ничего, найдут, подождем. А все-таки было бы хорошо поговорить. По душам, как
следует. Ленька, обнимаю тебя, Макина и всех хороших друзей в Иркутске. Всегда
твой Юра 44 .
– Ребята, зайдите в дом! – зовет Нина. – Холодно!
Мы сидим и молчим, еще тесней прижимаемся под пледом плечами.
– Интересно, – говорит Виктор Федорович, – они из такой же, как у нас,
тоталитарной страны, с таким же аппаратом подавления, с тою же навязан-
ной идеологией. Но вот же выросли из нее, нормальные же люди! А? 45
…С Виктором Федоровичем мы встретимся 22 августа, оглушенные со-
общением о вводе наших войск. Он будет растерян и подавлен. Закрытость
его имени для прессы оберегала его от журналистов, которых в те дни обя-
зали привлечь авторитетных в области людей к публичной поддержке воен-
ной акции. Ко многим ученым, директорам заводов, писателям, художникам
приходили, но из близкого мне круга иркутян с «одобрением» не выступил
ни один. Люди предпочитали об этом не говорить, как о чем-то стыдном, не-
приличном. У местного начальства, по совести говоря, энтузиазма тоже не
наблюдалось; нехотя выполняли то, от чего невозможно было отвертеться.