Я это все почти забыл... Опыт психологических очерков событий в Чехословакии в 1968 году

Шинкарев Леонид Иосифович

ли в детский сад; интендантские службы экипировали их спешно, было не до

мелочей.

У здания посольства из фургонов скрытно выгружают ящики с хлебом,

мешки с крупами, коробки консервов, железные кровати, постельные при-

надлежности. Подвалы посольства, будет вспоминать вице-консул

Н.П.Семенов, «превращались в столовые, комнаты отдыха, склады военного

имущества» 1. Работы идут при свете автомобильных фар и неярких садовых

фонарей. Люди передвигаются

бесшумно, усиливая ощущение тревожной

ирреальности мира. Из Москвы прилетели человек тридцать в штатском,

«семерки», как называли чекисты между собой солдат наружного наблюде-

ния. Новички не вполне понимают, что происходит, зачем они здесь, молча

курят, глядя в полутьму и обмениваясь своими бедными предположениями.

Посольство готовится к осаде.

Со Степаном Васильевичем Червоненко мы встретимся в сентябре 1989

года в Москве, в Министерстве иностранных дел на Смоленской площади.

Сутулый, усталый, больной человек, с трудом передвигавшийся, будет долго

всматриваться в собеседника. По его словам, он до сих пор никому «не от-

крывал душу» и терпел упреки газет, называвших его имя в ряду инициато-

ров военной акции. Воспоминания были для него болезненны, и я до сих пор

не знаю, чем обязан его неожиданному согласию на разговор. Учитель укра-

инской сельской школы, потом местный идеолог, всегда консервативных

взглядов, по слухам – родня члена Политбюро Н.В.Подгорного 2 (говорят, они

женаты на сестрах), в худшую пору отношений СССР с Китаем был направлен

послом в Пекин. По рассказам моего коллеги Александра Тер-Григоряна, пе-

кинского корреспондента «Известий», когда межпартийные отношения

омрачались, посол собирал журналистов: «Снимите, наконец, розовые очки!»

А когда тучи рассеивались, упрекал с досадой: «Ну снимите же черные очки!»

За шесть лет его работы в Пекине отношения наших стран стали хуже

некуда, но в том не было вины посла; он сообщал центру то, что там хотели

слышать. В 1965 году секретарь ЦК КПСС Н.В.Подгорный становится Предсе-

дателем Президиума Верховного Совета СССР, и Степан Васильевич получает

назначение в Прагу. Казалось, испортить отношения с братской славянской

страной было бы не под силу самому слабому послу, но Червоненко и тут не

повезло. Не успев обзавестись собственными информаторами, посол поло-

жился на советника-посланника Ивана Ивановича Удальцова, знатока чеш-

ской истории и культуры, прошедшего войну в корпусе Людвика Свободы,

старого друга семьи Антонина Новотного. К Удальцову прислушивались в

кремлевских коридорах. Второй человек в посольстве, свободно

владевший

чешским, человек эмоциональный, напористый, не стеснявшийся в выраже-

ниях, он с самого начала не принимал Пражскую весну и свое восприятие со-

бытий внушал послу.

В один из приездов в Прагу я позвонил Ивану Ивановичу, попросил о

встрече. После долгого молчания он сказал: «Мне знакомы ваши публикации.

Мы на разных позициях и друг друга не поймем. Смысла встречаться не ви-

жу».

Мужской ответ вызывал уважение.

Степану Васильевичу разговор давался нелегко. Можете со мной не со-

глашаться, говорили его глаза, но как я думал тогда, думаю и сейчас. Было

бы неправильно, считал он, судить о вводе войск, не учитывая предысторию.

В отличие от революции в России у чехов с приходом народной власти толь-

ко крупные собственники покинули страну, а средняя буржуазия оставалась.

Часть ее врастала в новую реальность, хотя по корням и по духу держалась

западной ориентации и помнила, что прежде она представляла одну из са-

мых развитых стран Европы; здесь выпускали почти две трети номенклату-

ры мировой промышленности. Смущение пришло в 1960-е годы, когда Запад

вырвался вперед, а чехи и словаки оказались на обочине европейской эко-

номики. Новотный был не готов к решению новых задач; «если бы он ушел с

поста на два-три года раньше, военного вмешательства не потребовалось

бы».

– Брежнев советовался с вами о вводе войск? – спросил я.

– Со мною нет… Был сильный нажим со стороны Ульбрихта, Гомулки,

Живкова; под конец и Кадар к этому склонялся под влиянием событий в сво-

ей стране; он мог рядом с другими раскачиваться на фонарном столбе, если

бы его не вывезли в фургоне с хлебом из Будапешта в Ужгород; там он обра-

тился по радио к народу.

Больше всех не хотел военного решения Андропов. Я с ним разговари-

вал сотни раз. Представьте, что пережила его семья, когда на будапештских

улицах вешали людей; жена до сих пор не может прийти в себя. Это его по-

стоянно мучило: как остановить контрреволюцию в Чехословакии, не про-

лив крови.

– Я слышал, в Москве на заседании Политбюро в июне 1968 года вы

трижды выступали вразрез с большинством.

– Июньским учениям «Шумава» вышел срок, а войска из Чехословакии

мы не выводили. Напротив, горячие головы требовали расширить военное

присутствие. Это будоражило чехов, задевало национальные чувства; по

стране шли митинги. Это нам нужно было? И когда на заседании Политбюро