Я это все почти забыл... Опыт психологических очерков событий в Чехословакии в 1968 году
Шрифт:
упадет с вашей головы”. Вокруг нас уже толпились военные. Силы оставляли
меня, сказалось, видимо, что ночь не спал и весь день не ел. Поверив генера-
лу, я сам, без чужой помощи, поднялся на борт. Когда вошел, увидел Дубчека,
Шпачека, Смрковского, Шимона… У всех были слезы на глазах. Рядом с каж-
дым, по обе стороны, сидели советские офицеры… Разговаривать между со-
бой не разрешалось. Когда я вошел, Дубчек не удержался: “И ты здесь!”
Со мной тоже сели рядом
ча. Я оказался в хвостовой части самолета, мимо меня другие проходили в
туалет.
Через полчаса самолет совершил посадку в Легнице, на польской тер-
ритории, где советская военная база, штаб армий Варшавского договора. Нам
разрешили спуститься на летное поле. Рядом аэродромные службы. В сопро-
вождении солдат можно было прогуляться до туалета. Там я встретился с
Дубчеком, с ним двое солдат. Мы перебросились парой слов о том, что с
нашей страной происходит что-то страшное. “Я думаю, это конец”, – сказал
Дубчек. Он ощущал происходящее острее других, поскольку жил в Советском
Союзе и ему понятнее было, с чем мы имеем дело. Тем не менее я не верил, не
хотелось верить, что это конец.
Теперь нас никто не принуждал, мы сами вошли в самолет и полетели
дальше. Не помню, сколько времени были в воздухе, но когда приземлились
и вышли, оказались снова на летном поле, нас поджидали легковые машины.
Стали рассаживать по местам, снова возникла суматоха. Я не хотел быть от-
дельно от Дубчека, мы шли вместе, а военные попытались оторвать нас друг
от друга, увести в разные стороны. Это были офицеры не армии, а безопасно-
сти, все в штатском, при галстуках. На вид от тридцати до сорока лет. Они не
решались применять силу. Возможно, на них произвел впечатление крик
Дубчека: “Что вы делаете, я первый секретарь ЦК партии Чехословакии, со
мной рядом премьер-министр правительства. Что вы себе позволяете!” Че-
кистам непонятно было, как себя вести. Похоже, им в первый раз приходится
обращаться с руководителями партии и правительства другой страны. Жда-
ли делегацию, которую надо куда-то сопровождать, а из самолета сошли лю-
ди, практически арестованные. Чекисты не хотели драки. Напротив, прояв-
ляли к нам почтение и просили сесть в указанные каждому машины; они вы-
полняли приказ.
Мы смирились. В каждой машине был шофер, с ним рядом офицер, а два
других офицера устраивались на заднем сиденье по обе стороны от “гостя”.
Была ночь; по пути я спросил, куда мы едем. Ответили: недалеко. Мы про-
ехали Мукачево и стали подниматься в карпатские горы. Густой лес, ограда,
дачный
ших двухэтажных домиков. На первом этаже гостиная и спальня.
Я отправился отдыхать, закрыл за собой дверь, но офицер предупредил, что
дверь должна оставаться открытой. По обе стороны от двери сидели офице-
ры, тоже в штатском, но с автоматами. Так безопасно мне не приходилось
спать никогда в жизни.
Где мои товарищи, я не знал.
Утром был неожиданно учтивый завтрак: бутылка грузинского вина,
шпроты, колбаса, масло, черный хлеб, чай. Не знаю, чему мы были обязаны,
но положение наше явно улучшалось. После завтрака я вышел прогуляться и
на асфальтовой дорожке встретил Смрковского. Мы обнялись. Он достал
свежий номер “Руде право”, в нем ночное обращение президиума ЦК к наро-
ду. Мы поговорили четыре-пять минут, пока офицеры не попросили нас вер-
нуться в свои домики. Я сидел там снова один, ничего не делая, не представ-
ляя, что происходит с другими. В середине дня зазвонил телефон. Я услышал
голос Дубчека. Он сказал, что скоро за мной заедут и нас отправят в Москву.
“Это я тебе сообщаю, чтобы ты больше не сопротивлялся”.
В Москву нас отправляли в разных самолетах.
Я летел на военном грузовом Ил-18. Как потом оказалось, на таком же
увозили Дубчека. Сопровождение было все то же, штатское. В аэропорту
Внуково ожидала “Чайка”. Никого из встречающих не было. Машина неслась
в город. Я оказался в каком-то здании, то ли это был Кремль, то ли ЦК на
Старой площади. Скорее всего, это здание ЦК, поскольку Брежнев потом за-
метил, что здесь заседает Политбюро. Меня ввели в комнату, там за большим
столом сидел Дубчек, напротив Брежнев, Косыгин, Подгорный, Воронов…
Мы пожали друг другу руки. Ни я, ни они не пытались обняться, как в преж-
ние времена, с моей стороны это было невозможно. Мы с Дубчеком оба были
сдержанны и холодны. Зрелище малоприятное: они все в белых рубашках и
при галстуках, а мы небритые, грязные, в костюмах, давно не бывших под
утюгом. Я не знаю, о чем шел разговор до моего прихода, но при мне первым
заговорил Брежнев. Не будем, сказал он, упрекать друг друга, отметем про-
шлое. Положение у нас с вами трудное, его можно повернуть и в одну, и в
другую сторону…»
Письмо М.Зикмунда в Иркутск (6 декабря 1990 г.)
…Отвечаю на твой вопрос. Весь 1968 год мы с Иржи очень много работали – я в