Я это все почти забыл... Опыт психологических очерков событий в Чехословакии в 1968 году

Шинкарев Леонид Иосифович

приемлют только демократические методы решения политических вопро-

сов, это старая традиция, и он ничего иного позволить не может. «Но армия,

– говорил он, – пока я жив, не будет выступать против Советов, против Вар-

шавского договора».

Неделю перед вводом войск, продолжает Мазуров, почти никто не спал,

расходились по кабинетам, с минуты на минуту ждали в Праге контррево-

люционный переворот. «Там все для этого созрело, но, может быть, струси-

ли».

В

последние часы перед отлетом из Москвы Мазуров разговаривал с

Брежневым, Косыгиным, Гречко. Министр обороны улыбался: «Ну, ты в этих

делах понимаешь больше, чем я. Давай сам действуй». Моя главная задача

была – уберечь наших солдат от стрельбы. Мы делали все, что могли. Полит-

работники с ног сбивались. У меня был джип, я в форме полковника носился

по городу. На площадях солдат оплевывали, писали на броне черт знает что,

бросали в них помидоры. Я вам скажу: солдаты, которые все это выдержали,

– герои. В Праге я сказал генералу Павловскому, поставленному во главе со-

юзных армий: «Если хоть один наш солдат выстрелит, ты будешь первый

расстрелян». Это, как говорится, не для печати.

В Праге мне дали в адъютанты старшего лейтенанта, фамилию не

вспомню. Он со мной на джипе все время ездил. Когда мне исполнилось 60

лет и в печати появился указ о моем награждении, он мне прислал трога-

тельное письмо, а подписался так: «адъютант, который вас сопровождал в

Праге».

Янина Стефановна повернулась ко мне: «Адъютант еще написал, что

никогда не думал, что такие люди, как Кирилл Трофимович, бывают на све-

те, и если бы сказали отдать за него жизнь, он бы это сделал, не задумыва-

ясь».

Кирилл Трофимович стал тяжело дышать, глаза наполнились слезами.

Янина Стефановна успокоила мужа и полотенцем вытерла ему лицо.

От событий 1968 года нас отделяли два десятка лет, срок достаточный,

чтобы осмыслить, что произошло с нами и со страной. Мы проиграли «хо-

лодную войну», армия ушла из Афганистана, приближался распад великой

империи. Мазуров был не глупее других и прощался, не скрывая слез, с ми-

фом о непобедимости родной страны, дорогих ему коммунистических идей, с

мыслью о нашем мессианском предназначении. Прага первой поколебала эту

систему мышления.

Некоторое время спустя Мазуров продолжал:

«Разве можно сравнивать Чехословакию и Афганистан? Не буду вам го-

ворить свое мнение об Афганистане. Я был ошарашен, когда там произошла

революция, мы все были ошарашены. И кто ее сделал, до сих пор не пони-

маю. Мне неизвестно, кто вводил туда

войска, но честно скажу: на мой

взгляд, это была ошибка. Я раза три был в Афганистане. У меня были хоро-

шие отношения с королем Мухаммедом Захир Шахом, мы с ним одногодки, я

очень уважал его и он меня. И когда по радио сообщили, что мы ввели туда

войска, я жене сказал: “Большей глупости мы пока не делали”».

Вторжение в Чехословакию Мазуров («генерал Трофимов») подобной

глупостью не считает. «У наших офицеров никакого упадничества, никакого

сомнения, что мы неправильно что-то делаем, не было. А солдаты, видя от-

ношение к ним, просто дрожали, у всех же автоматы, а отвечать нельзя. Сол-

даты стояли у танков, стояли у входа в музей, где хранились ценности. Стоя-

ли как часовые. На них плевали, над ними издевались. “Рязанская рожа, чего

сюда приехал, кто тебя звал?” Много отпрысков из белогвардейских семей,

они тоже измывались над нашими солдатами. Но не было ни одного случая,

мне все докладывали, чтобы кто-то из солдат не выдержал. Тогда другие

были солдаты и дисциплина другая была.

Я выехал на своем “газике” на Вацлавскую площадь. Вся площадь за-

пружена людьми. Меня окружили “волосатики”, тогда молодежь бороды но-

сила, модно это было, подошли к машине вплотную и не отпускали. Плюют

на машину, что-то кричат. Машина закрыта. Я им пальцем показывал: мол,

чудаки вы! Не знаю, что было бы, если бы на помощь не подоспел танк, не

освободил проезд».

– У вас при себе было оружие? – спрашиваю я.

– На всякий случай. У адъютанта автомат, у меня пистолет.

Но что бы мы могли сделать, если бы на нас напали?

– Был только адъютант?

– Чем меньше в машине людей, тем безопаснее. А потом: я в жизни ни-

чего не боялся.

Мазуров и с президентом Свободой встретился, как генерал Трофимов.

Предложил ему свой самолет для полета в Москву. Президент говорил: «Дуб-

чек себя полностью скомпрометировал, надо его менять». И предложил Чер-

ника. «Но наши прикинули: Черник – председатель правительства, пусть

останется, а на место Дубчека есть другая кандидатура – Густав Гусак. Я его

плохо знал, его имя назвал Червоненко. Организатор компартии Словакии,

руководитель словацкого национального восстания 1944 года. Десять лет

отсидел при Сталине, после выхода из тюрьмы был преподавателем. Уважа-

емый человек. Когда мы назвали его, сомнение было только у Свободы. На

пост первого секретаря ЦК партии, говорил он, все же желательно избрать