Я — госпожа. Своя жизнь

Лесли Элен

Глава 38

Этим вечером я не устраивала долгих водных процедур. Совсем немного постояла под душем, после чего позволила Тадиусу обтереть и обернуть себя длинным мягким полотенцем. Потом попросила налить мне выпить. Раз уж не получилось расслабиться в особняке Смотрителя, действо переносилось в мою спальню.

Я решила, что не буду терзать себя мыслями о ссоре с Джерадом и угрозах Гаспара. Отложила все проблемы до утра и сосредоточилась на мужчине рядом.

Тадиус,

продав бокал с вином, привычно устроился на полу у моих ног. Я посмотрела на него, сползла с кресла и расположилась рядом на ковре.

— Госпожа? — опешил Тадиус.

— Если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе, — глубокомысленно изрекла я.

— Не понимаю вас, госпожа, — совсем смешался Тадиус.

В своей растерянности он был совершенно умилителен.

— Расслабься, — тихонько рассмеялась я. — Имею же я право на маленькое чудачество: посидеть на полу в своём доме?

— Конечно, госпожа.

— Вот и отлично. Хочу поделиться с тобой кое-чем. Мне не понравилось училище, куда мы ездили устраивать Ниана. А тебе?

Тадиус нахмурился и помедлил, прежде чем ответить, зато вывод сделал правильный:

— Вы думаете, его там обидят?

— Он раб. Отношение к нему будет совсем не таким, как к свободному.

— Это нормально, госпожа. Для всех здесь.

— Не для меня.

— Потому что вы особенная.

— Скорее потому, что я чужачка. И у меня есть план. Освободить Ниана из рабства.

Глаза Тадиуса расширились. Он смотрел с непередаваемым потрясением, будто подобной возможности вообще не предусматривалось в его картине мира. Очевидно, так оно и было.

— Ты хоть в курсе, что по закону это возможно? — уточнила я.

— Да, госпожа, но ни один раб, которого я знал, не был освобождён.

— Волокиты, конечно, предстоит много. Может быть, получится обойти что-то из дурацких протоколов за счёт денег и моего статуса. Завтра посоветуюсь с юристами. Насчёт Эрика тоже. Ему надо подать апелляцию. И мне нужно, чтобы ты знал: о тебе я не забуду. Следующим, если согласишься, станешь ты.

— Госпожа моя… — потрясение Тадиуса моментально сменилось страхом, если не ужасом.

Это было видно и по его лицу, и по опавшим плечам, голос тоже стал сдавленным, испуганным. Преображение случилось стремительно. Раньше я вообще не видела Тадиуса таким, даже когда он считал меня Сабриной. Сильный красивый мужчина, пусть и приученный к рабской покорности, на глазах стал растерянным и жалким.

— Госпожа, я надоел вам или провинился?

— Не то и не другое. Свобода — это не наказание. Это возможность реализовать себя, жить так, как пожелаешь, делать выбор. Я ведь не собираюсь тебя прогонять. Я лишь хочу снять проклятый ошейник.

— Не надо, госпожа. Прошу, не надо!

Тадиус быстро перетёк в положение на коленях и ткнулся лбом в ковёр. Фраза о "причинении добра", сказанная сегодня, оказалась не такой уж ироничной. И что с ним было делать?

— Тадиус! — окликнула я. — Ну-ка прекрати! Посмотри на меня!

Он

повиновался. Потянувшись к нему, я сжала пальцами его подбородок и заглянула в глаза.

— Я должна была сказать то, что сказала, и не пожалею о своём желании дать тебе новую жизнь. Она страшит, понимаю. Это нормально. Я не буду настаивать. И уж тем более не стану тебя отвергать.

— Я снова веду себя не так, как вам хочется, госпожа?

— Нет. Ты честен в своих чувствах. Я ценю это и приму во внимание, а ты пообещай не нагонять на себя больше страха, чем следует, и как-нибудь, когда будет время, подумать о нашем разговоре с холодной головой. Расставаться с тобой я не хочу. Это не уловка, чтобы тебя оттолкнуть, а моё искреннее желание дать больше, чем ты имеешь.

Его губы были так близко, что не попробовать их на вкус стало бы возмутительным преступлением.

Полупустой бокал снова был отставлен в сторону. Я неспешно целовала Тадиуса, а он постепенно брал инициативу на себя в той мере, как делал это обычно. Двигался вперёд, угадывая желания, дразня и обещая незабываемое интимное приключение.

Я стянула с него рубашку, а он размотал полотенце. Его язык и губы, расставшись с моими, проделали путь вдоль шеи, по обнажённой груди, животу и оказались у меня между ног. Я раскрылась сильнее, давая разрешение на продолжение и замирая от предвкушения того особенного удовольствия, которое мог доставить именно он.

Так уж вышло, что ко всем другим достоинствам Тадиуса прилагалась идеальная выучка. Его ласки были совершенно божественны и каждый раз проводили меня по самым острым граням наслаждения. Что бы он ни делал — был нетороплив или напорист — это неизменно заканчивалось тем, что я тонула в происходящем с головой.

Сегодня Тадиус выбрал второй вариант: терзал раздразненные складки губами и быстро работал языком, не давая ни себе, ни мне передышки и, кажется, специально напоминая, как он хорош. И пускай я знала это без лишних доказательств, не могла не оценить его энтузиазм, пока моё тело испытывало целую гамму восхитительных ощущений. Когда же одновременно с языком в меня проникли уверенные пальцы, безупречно правильно отыскавшие нужные для достижения экстаза точки, я только и могла, что кричать и выгибаться. Тадиус не дал мне свести ноги, и продолжал ласки до тех пор, пока томная пульсация у меня внутри не стихла.

Несколько позже, перебравшись на кровать и допив остатки вина, я коснулась темы, которую мы до сих пор в подробностях не обсуждали.

— Как у тебя складывалось с другими хозяевами, до Сабрины? Ты принадлежал женщинам или мужчинам тоже?

— Вторым больше, госпожа. Мой первый хозяин был мужчиной. Время от времени он покупал молодых рабов в питомнике, а когда они надоедали, продавал или передаривал. Я вот после достался его другу. Потом у меня была хозяйка и ещё двое хозяев. Один использовал меня для развлечений гостей, второй всё время злился. Я ничем не мог ему угодить и терял ценность.