Я — хищная. Ваниль и карамель
Шрифт:
Я дышу. Перед глазами плывет, слезы катятся по щекам.
— Еще не все, — говорит Тан. — К сожалению, не все…
Взгляд его глубок и темен. Пучина, водоворот, и соваться не стоит, но…
— Готова?
Я слышу его мысли. Ему жаль и не терпится уйти. Этот мир ему мал, Тан из него вырос, как ребенок из старых колгот. Он больше себя не винит и ни о чем не жалеет. Ждет лишь. Чего?
Киваю, облизывая слезы.
И тут же взрываюсь болью. Боль вползает в жилу, тянется щупальцами к венам, растекается
Яд во мне, и если не успею завершить задуманное — умру.
Тан помогает мне сесть, поддерживает за руку и обнимает за плечи. Дышать трудно. Воздух тяжелый и пахнет плесенью.
— Страшное случится не сегодня, — устало говорит колдун. Кажется, ему с трудом далась эта вынужденная помощь.
— А когда? — спрашиваю машинально, пытаясь осознать, что же только что натворила.
— Последствия.
— Последствия чего? Ритуала? Крег сделает что-то? Или я?
— Сегодня сольвейг прольет кровь, и откроются врата всех миров. Я буду свободен! А они придут, чтобы очистить землю от скверны, — пафосно изрекает он.
— Они? Кто, Тан?
— Будто ты не знаешь…
Он склоняется ко мне, и выглядит безумным. Ониксовые глаза горят предвкушением, руки трясутся, как у наркомана в ломке. Бледные щеки впали, и скулы потемнели. Худой. Несчастный. Одинокий.
И неестественно воодушевленный.
Ухо обжигает прикосновением сухих, истрескавшихся губ. А слово, произнесенное колдуном, заставляет замереть и похолодеть от ужаса.
— Первые…
В кевейн из мира искупления Тана меня буквально выпихнуло. Я тут же зажмурилась, привыкая к яркому свету, дышала часто, хватая воздух родного дома, как панацею, лекарство. Только вот никого уже не вылечить — ни меня, ни этот мир… Если то, что сказал Тан, правда, всему конец. Так стоит ли бороться?
Всегда стоит. Наверное, в этом и смысл.
— Поля…
Прикосновения Филиппа жглись, и я выбралась из удушливых объятий. Меня тут же качнуло, и я схватилась рукой за столешницу.
— Ты в порядке?
— Я… мне нужно… идти.
Перед глазами все еще плыло, жила болела от впрыснутого колдуном яда. Времени мало. Нужно поспешить.
— Ты ведь все равно выйдешь, да? — В голосе бывшего жреца атли скользнула горечь.
На ответ сил не хватило, и я просто кивнула.
— Как?
— Лара, — прохрипела.
— Ты ведь погибнешь.
Я посмотрела на него. Не понимает. Не спорит, потому что знает — спорить бесполезно. Но мотивы от него ускользнули.
— Зато вы будете жить, — сказала я спокойно.
Страх и малодушие заставили его отступить. Хорошо быть вождем, когда не нужно принимать трудные решения. Не нужно отпускать на смерть или идти самому. Филипп получил власть, а что делать с ней, не знал совершенно.
Что ж, Кесарю — кесарево…
—
Он за мной не вышел. Остался в кабинете, возле окруженного рунами магического круга скади. Окруженный собственным страхом и слабостью.
Лара ждала на диване. С прямой спиной и сложенными на коленях руками. Защитница смотрела в одну точку и не повернулась, когда я присела рядом с ней.
— Это подло, — тихо сказала она.
— У меня не из чего выбирать…
— Ты умрешь.
— Здесь, там — какая разница? Сегодня Крег убил Тому, что помешает ему завтра убить тебя или Роба?
Лара вскинулась, полоснула злым взглядом. Но даже в нем я прочла — она боится, пусть и не показывает этого. Как и все они.
— Открой защиту всего на минуту — большего не прошу. И твоя тайна умрет со мной.
— Как и я, когда Эрик узнает, — мрачно бросила защитница, но встала. К двери подошла и провела рукой по щербатому дереву. Нажала на ручку, отворяя, впуская внутрь мутный осенний день. Я тоже встала и последовала за ней.
— Эрику необязательно знать, как я вышла. — Положила руку ей на плечо. — Спасибо…
— Иди уже, геройствуй, — отмахнулась она и вытолкнула меня на улицу. Воздух был стылым и волглым, но дышать было намного легче, чем в доме.
Лара подошла к границе, тронула пальцами волосы и закрыла глаза. Я покорно ждала у защитницы за спиной. Через минуту она обернулась и поманила меня.
Касаться воздуха на границе ступеней было страшно, но я пересилила себя. Никаких разрядов, электричества, боли — ничего. Холодный воздух полузимнего дня. Не раздумывая, я шагнула за пределы защиты. Глубоко вдохнула. Голова слегка закружилась от неожиданной свободы.
— Одного никогда не понимала, — мрачно сказала Лариса, — тебе разве не страшно?
— Страшно, — кивнула я, не оборачиваясь. — Но мне всю жизнь страшно — привыкла.
И, пока не передумала, зашагала прочь. Дом провожал меня осуждающим взглядом, к нему жались голые деревья и стекались тропинки, будто ища в его лице укрытие. Мне укрытие было не нужно, и я решительно шагнула за ворота, где меня уже ждали.
— Холодно сегодня, да? — нервно улыбнулся Дэн. — Не айс денек, чтобы умереть.
Я не спрашивала, откуда он знает. Наверняка у Барта было видение, а Дэн здесь для поддержки. Одиночка, которому нечего терять. Улыбается вроде, но на лице испуг и обреченность. Не хотелось бы, чтобы он со мной шел, но у меня нет выхода, если хочу выжить. Хотя бы попытаться.
Наверное, моя улыбка тоже вышла нервной, а голос дрогнул, когда я ответила:
— Я и не собираюсь.
Глава 24. Прикоснуться к легенде
Герой одного фильма сказал, что иногда вся жизнь сводится к одному безумному поступку. Иначе, чем безумством, мой план назвать было сложно.