Я – хищная. Возвращение к истокам
Шрифт:
– Никто не посмеет, – спокойно ответил Эрик.
– Скади не посмеют, если ты прикажешь, – кивнула я. – Но остальные? Атли. Альва. Хегни. Как сдержишь их?
– Захотят жить в защищенном доме, придется подчиниться. Напомнить, что охотник тоже здесь живет?
Живет. Правда, Эрик готов взглядом прожечь дверь той комнаты, особенно когда я оттуда выхожу. Он хмурится и отвечает односложно. Недовольно, ворчливо. И лишь спустя некоторое время отходит и улыбается. Я терплю. Ради Андрея. Потому что он мой друг, и я его ни за что не
Гектор другом не был. Но не был и врагом. И Эрик, как никто, понимал: в будущем противостоянии мы должны использовать все, что у нас есть, даже больше. Это “больше” он привел в дом.
– Я видел охотника, – тихо и будто бы по секрету сказал ясновидец. Склонился над журнальным столом, обвел пальцем ободок чашки. Даже Эрик подался вперед, мышцы на его лице напряглись, по скулам заходили желваки, а глаза сузились, напоминая глаза леопарда перед прыжком.
– Хаука, – подтвердил Гектор еще тише, и шелестящие звуки, треща, сгорали в воздухе.
– Где?
В голосе Эрика – напряжение, а я даже слова не могу из себя выдавить. Хаука? У нас? Ну конечно, ведь портал открылся именно в Липецке. Странно было бы предполагать, что он начнет не с нас.
Предполагать хотелось. И я даже поверила, отвлеклась на войну с охотниками, на разборки с остатками их армии, которая после смерти Альрика напоминала неслаженную толпу. Забылась. А ведь видения не врут. Никогда.
– В Подмосковье, – опроверг мои предположения Гектор. – Там живет клан Олега. Хаук ищет Херсира, Эрик. И когда найдет…
– Если найдет, – поправил Эрик.
Неважно, найдет или нет. Рано или поздно Хаук начнет убивать, если уже не начал. Хищным точно не выстоять.
– Если не найдет, он будет искать тебя.
Воздух – склизкий студень, не вдохнуть. Темнеет… Зимой всегда рано темнеет, и с темнотой приходит страх. Эрик спокоен и задумчив, а я не могу пошевелиться – нет, не от страха – от ужаса.
Почему я не задумывалась об этом раньше? Почему даже мысли не возникло, а ведь она должна была… первым делом…
Хауку нужна кровь. Кровь Херсира. И если он не найдет его самого, то отыщет его потомков в этом доме.
И никому уже не спастись, разве что…
– Ясновидцы умеют ставить защиту от охотника?
Гектор качает головой. Улыбка у него грустная, и сам ясновидец бледен, а ведь еще секунду назад на щеках пылал румянец – камин горит ярко и пышет жаром. Я даже свитер сняла. На скулах у старика пляшут тени, и кажется, его серый кен горит под кожей.
– Не ясновидцы. И не хищные. Но мы вместе – да. Для этого нужна смесь, и я готов поделиться.
Он говорит, но на лице его – обреченность. У него получилось бы скрыть, и навыки видны, только я научилась различать за эти годы. Гектор видел что-то, что не так радужно, как он хочет показать. Впрочем, мне он все равно не скажет.
– Я готов поделиться, – повторяет он, не сводя с меня серых, проницательных глаз. – Готова ли ты?
Я чувствую связь
Тогда я не знала, что в большой гостиной скади, заполненной полумраком, в тишине, нарушаемой лишь треском дров в камине, решалась судьба наших видов. Впрочем, для меня, как для песчинки в пустыне, части целого, это было вторично.
В гостиной скади Гектор увидел будущее, касающееся лично меня. Предназначение, о котором говорил Барт и о котором частично умолчал. То, о котором писал Гуди в книге Арендрейта.
То, которое не предотвратить.
Мою смерть.
На другой комнате для Андрея я настояла. И взгляд Эрика – недовольный, с вкраплениями рождающейся злости – выдержала. Скади удивились, конечно, но спорить не стали. Лишь молча качали головами и понимающе кивали шепоткам Лары – защитница с удовольствием делилась с соплеменниками воспоминаниями о моих похождениях.
Впрочем, мне было плевать. Лишь добравшись до спальни, я упала на кровать – как была, не раздеваясь, и провалилась в сон. Снился мне Хаук. В этот раз он не пугал, и вообще никому не угрожал. Стоял на горе молитв и всматривался вдаль – туда, где в закате предусмотрительно быстро скрылся Херсир, оставив ар и прошлую жизнь. Лицо охотника еще не хранило отпечатков страшных битв – гладкое, не испорченное шрамом, солнцем и ветрами, лицо молодого палача. И лишь глаза, зоркие и прищуренные глаза сокола, выдавали в нем убийцу.
А под утро мне приснилась Алла. Сильная амазонка в костюме из кожи, на поясе – короткий меч, на голове – повязка из темного хлопка. Она улыбалась пустыне в хельзе, а за ее спиной готовая драться выжидала армия хельинов. Был ли этот сон вещим? Я не знала и вряд ли когда-нибудь найду Аллу в хельзе.
Призрак Аллы мучил меня долго. Просыпаясь ночью, я утыкалась в пропитанную липким потом подушку и душила рыдания, рвущиеся из груди. В такие моменты кровать все чаще оказывалась пустой и холодной, Эрик возвращался под утро – усталый и задумчивый. Целовал меня в лоб и долго лежал, обнимая, а я замирала пойманной птицей с израненным крылом.
Мне не хватало его и почему-то казалось, подсознательно он все же винит меня в смерти Аллы. После похорон он долго стоял над ее могилой, забросанной белыми цветами. А когда мы уезжали, задержался – ненадолго, на несколько минут – у двух сглаженным временем холмиков, припорошенных снегом. “Божена” и “Эдмунд” гласили таблички.
Родителей Эрик так и не отпустил.
На следующий день в дом скади вернулись альва. Будто и не уезжали – заняли опустевшие после отъезда комнаты, и все встало на свои места. С альва в доме стало спокойнее. Возможно, ощущение надежности проснулось из-за прошлой войны, а может, из-за последней битвы с охотниками, когда Мирослав здорово меня поддержал.