Я, Хобо: Времена Смерти

Жарковский Сергей Владимирович

–  А зачем тебе?
– как можно более пренебрежительно спрашиваю я.
– Для греховной коллекции?

–  Ты привязался же ко мне с моими грехами, Марк!…

–  Я видел землян в кино, - объявляет Голя Астрицкий.
– Я не верю кино. Я подозреваю, что у них по две головки и кисточки на ушах. И вижу, что Нотина наша тоже так думает. Ты должен её понять, Марк. Младые женщины любопытны.

–  У кого кисточки?
– переспрашивает Иван, а Нота одновременно переспрашивает:

–  А что за кисточки?

–  А что за головки, тебе известно?
– ядовито говорит Дьяк.

–  У землян же, - отвечает Ивану Голя Астрицкий. А Ноте отвечает: - Зелёные такие. На ушах.

–  Что значит слово "кисточка", умник?

–  Да, блин-малина-водолаз, из волос кисточки. Как у белок.

–  Сейчас она спросит, что значит слово "белок", - говорю я.

–  "Белка", - говорит Нота.
– Я знаю, что такое белка. Это такая кошка.

А где у них кисточки, Астрицкий?

–  Всё, хватит, я первый группы, - говорю я.
– Дайте помереть спокойно. Врач, контроль. Флаг, космачи.

Я повторюсь: мы знаем, что, если что-то пойдёт не так и нам предстоит оживать без посторонней помощи, один из нас, одно из трёх, выхватит злое шесть. Весьма возможно - с кем-то парно.

Мы - "похоронная команда", "квинта бозе", "катафалки", "субботники", "жилы безопасности" (эй кей эй "жиба"); официально - "группа постфинишной аварийной реанимации" звездолёта "титан-Сердечник-16" колониальной экспедиции Дистанция XIII (Преторнианская Касабланка - ЕН-5355). С минуты на минуту колония Щ-11 натурализуется и мгновенно убьёт нас. Нас поместят в спецкамере "Сердечника", зальют аргоном, титан займёт позицию в фокусе старт-поля Порта Касабланка, и его стартуют. Высокий надриман, пунктир. Истечение инерции. Нисхождение в риман. Осуществление. Финиш. Если "Сердечник" встретят на финише - хорошо. (Должны встретить, нас там ждут.) Наверняка всех нас оживят - под контролем врачей, скорее всего, всех, - делов-то: Щ-11 отсадить фильтрами, да крови подлить, да током стрельнуть. Если же "Сердечник" никто не встретит, то через четыреста семь суток одиннадцать часов восемнадцать тире двадцать одну минуту среднего времени Щ-11 погибнет самостоятельно. И четверо, но может быть и только трое, - оживут.

…Сколько прошло времени? У меня не стучат зубы. Вообще-то врачи отступили от инструкции. Челюсти и язык у нас должны быть мягко фиксированы, но тогда бы мы не могли разговаривать, и капы нам вставят позже. Так проявляется гуманность у нас в Космосе. Я спокоен. Я ещё могу разговаривать? "Бельмес!" - говорю я шёпотом на пробу. Нет, говорю. И вообще, довольно даже осознанно функционирую. "Группа, отчёт!" - слышу я и откликаюсь: "Пилот!" - "Соператор".
– "ЭТО-первый…" - "ЭТО-второй…", - и молчание продолжается. Пережив сколько-то его, Нота зовёт Дьяка по имени. И вот Дьяк не отвечает. "Готов дох-тур", - говорит со вздохом Иван. И его крайние были слова. Больше мы не разговариваем до самой смерти. Не знаю уж, кто стал каким и кто стал вонючкой. Погас свет (или "наступила тьма"), но много потом я сообразил - включение тьмы не было смертью. Напротив, наоборот. Я очнулся - когда увидел тьму. Я очнулся - в Новой земле, без малого через полтора года, без малого в шестнадцати парсеках от того белого, прекрасно звукоизолированного бокса, где я, трое моих друзей и один недруг, но товарищ, где мы пятеро умерли. Первое я подумал: нас убивали не зря. И программа у меня пошла моментально - мы тренировались с большим чувством и недаром.

Форвард!

Обстановка: тьма, капа во рту.

Эрго: нештат на финише.

Действия: думать мало, действовать быстро.

Ничто не возбраняло мне очнуться первым, на это мог рассчитывать даже командир группы, каковым я и являлся. Так. Без паники. Я очнулся. Злое шесть не моё. Думаем. Продукты распада Щ-11 без тепла и кислорода меня поддержат живым - не менее среднего часа, а спецкостюм в полутора метрах напротив, в шкафчике. "Сердечник" полностью заглушен, внутри корпуса вакуум, энергобаланс минимальный - всё как положено. В нашей камере давление ноль пять, аргон, минус девять по старику Цельсию. Руки, ноги. Есть. Фиксаторы. Предплечевой хомутик, головной, нагрудный, поясной. Капу не вынимать! Я сел на столе. "Жучок" в кармашке слева - они не забыли, что я левша. Мне повезло с "жучком", пожимается и светит очень хорошо, а обычно они слабенькие, потому что старенькие. Я огляделся. Да, очнулся я первым. Свободной рукой я открыл фиксаторы на коленях и на лодыжках и снялся со стола. Шкафчик ровно напротив. Рефлексы в полном порядке: усилие, применённое моим телом для достижения шкафчика, было ровно таким, каким нужно, и с вестибюлярией у меня показался "штат единица".

Открыв шкаф, первым и внеочередным я ввёл (нажатием пальца) колбу с сухой культурой хлореллины в приёмник кислородного аппарата, в питательную среду. Пока оболочка колбы реагировала и таяла, я разогнал фонарик, вставил его в скобу на дверце (свет удвоился внутришкафным зеркалом) и принялся облачаться. Спецкостюм прыгнул на меня как бы сам собой, застегнулся где надо, защёлкнулся где положено, залип где конструктор повелел. Я сломал чеки на патронах блока отопления спецкостюма (сзади на поясе) и, внимательно следя за стрелочками на боках кирасы, спиной наделся на ранец кислородного аппарата. Щелчков я не расслышал, но я почувствовал их. Фонарик погас, я добавил ему оборотов. Катализатор батареи.

Я повернул ключ, и почти сразу на панели у подбородка засветились индикаторы. Я перевёл дух - мысленно, поскольку не дышал. Я был жив, обеспечен теплом, скоро в костюм пойдёт давление. Герметичность. Тест раз, тест два. Соединения герметичны. Вентиляция. Три минуты. Я стоял в шкафу по стойке "смирно". Инструкция запрещала мне (строго-настрого) двигаться, пока в спецкостюме не наддует кислородом до ноль шести. Стоять, вообще не выходить из шкафа, хоть корпус тресни надо мной, мне предписывалось инструкцией. Кстати, об инструкциях. Блокнот я извлёк из кармана на полке и сунул в карман на животе, застегнул карман на все три липучки.

В шкафу я стоял глубоко, не видя реябт, тем более и "жучок" мой погас (его можно было подсоединить к клемме на поясе спецкостюма и вручную, используя фонарик как механический генератор, немного помочь спецкостюму с зарядкой батарей, но я не стал). Я снова погрузился во тьму, но ненадолго: спокойно двигающийся луч второго "жучка" появился меньше чем через минуту. И почти сразу же этот спокойный луч скрестился с возникшим третьим. В шлеме у меня было уже ноль семь, и это был кислород. Я выдвинул нижнюю челюсть, помог языком и выплюнул изо рта капу. Я воскрес уже четырнадцать минут двенадцать-четырнадцать секунд как. Я осмотрел таймер на запястье. Он показывал готовность к приёму UTC. Я подключил таймер позолоченной линькой к цезиевому тайм-боксу, сидящему на стенке шкафа, запустил счёт, дождался результата. Дисплей выбросил нули по реальному постфинишному времени миссии и 31.11.03.04.121 UTC. Я шагнул из шкафа, захватив "жучок". Пора было встретиться с моими людьми.

32.11.03.04.121 среднего и (красиво) - 01.01.01.01 времени миссии опустел стол Ивана Купышты. Через минуту Иван Ку-пышта уже боролся со спецкостюмом в своём шкафу. Третьим был Голя Астрицкий - но был пока не с нами, поскольку повис почему-то неподвижно между столом и шкафом, и я толкнулся к нему, целясь фонариком, как будто собрался выбить парню глаз. Зрачки Голи на свет реагировали, но тело у него было мягкое, не управлялось. Он, значит, очнулся, откинулся, блеснул фонариком и вырубился. Бывает. Поможем. Ноги мои принялись в крышку освободившегося стола, правой рукой я зацепил Голю Астрицкого за локоть, а левой - благо доставал - отпустил шторку его шкафа. Капа летала у меня в шлеме, стукала меня по щекам и по лбу. Ничего страшного с Голей (раз уж воскрес) случиться не могло, просто потерялся. Я буквально запихал его в спецкостюм, помянув разными словами Шкаба моего роднущего, умучившего меня тренировками на реанимацию, эвакуацию, спасение утопающих и чёрт-те ещё на. Когда я надел на Голю шлем и вставил Голю в раму кислородного аппарата, он, видимо, отыскался, напрягся, поймал мой взгляд и кивнул, улыбнувшись зелёной капой. Клянусь, я даже не заподозрил, что он притворялся и сачковал! В шлеме у меня была практически норма, я потянул ноздрями в себя, плюнул в капу, вытолкнулся из шкафа в отсек. Там меня ожидал сюрприз. Нота очнулась. Уже открывала шкаф, сверкая спиной и ягодицами. Я повёл лучом дальше.

Я не успел пожалеть нашего дохтура, кому выпало злое шесть. Я понял, что и его стол пуст.

–  Хряпоточина!
– сказал я, испытав мгновенную радость и первый укол предсказанного стариной Шкабом страха.
– Все вышли! Вот это мы "жиба"!

Гробница наша помещалась в подпалубе распределителя отграниченных объёмов номер один. 05.12.03.04.121 UTC - 33.01.01.01.01 МTC все мы были в спецкостюмах, все тёплые, и все дышали. Астрицкий и Купышта стравили из отсека аргон. Нота и я очистили монтажными ножами от затвердевшего масла люковые обода, отвинтили пломбы, я отжал рычаг, и плита ушла за моим усилием в шахту, поворачиваясь вокруг своей оси. Я взлетел, толкнувшись, вслед за колбой бактерицидного светильника, которую легко двигал перед собой куполом шлема, отдраил второй люк, поднял релинг, взялся, вышел в распределитель, где и повис под потолком, дожидаясь группу.

Реябта последовали за мной на свет. Каждый что-нибудь да транспортировал. Голя Астрицкий и Иван Купышта установили у глухой переборки распределителя генератор, Голя Астрицкий сел в седло, закинулся скобами по бёдрам и заработал педалями, а Купышта подносил к клеммам тест-наборы, заряжая их один за другим. Остальные и я висели неподвижно, наблюдая за ними, равно как и оглядываясь по сторонам. Мы даже не поздоровались вслух, хотя радио у нас у всех уже несло. Интерфейс сферы ответственности "квинты бозе" был тщательно продуман, дружествен и знаком. Количество марок, самодельных указателей и всевозможных ссылок на страницу, часть, раздел и строку сверху текст-задания поражало воображение, несмотря что большинство пометок на переборках и приборах устраивали мы сами в ходе тренажей. Я заметил, что Нота листает уже свой блокнот. Прошло десять минут с секундами. В наушниках дыхание Голи становилось всё громче. Купышта зарядил пятый набор, хлопнул напарника по колену, попереправлял наборы нам, словно фрисби меча.