Я хочу быть тобой

Дюжева Маргарита

Она краснеет и извиняется. А мне мало! Я хочу, чтобы она на коленях ползала и молила о пощаде, а вместо этого приходится обнимать за плечи, успокаивать, и даже для вида пытаться всучить ей обратно те деньги, которые они с Вадимом подарили мне на телефон. Даже бутерброды ей делаю, в тайне надеясь, что подавится.

Сердце грохочет. Во рту привкус чего-то горького и противного. Наверное, такова на вкус ненависть.

Меня распирает от желания узнать, куда она дела деньги с карты, поэтому плавно подвожу разговор к этой, столь болезненной

для меня теме.

— Сколько украли? — робко спрашиваю у тетушки.

— Около полутора сотен. Но могло быть гораздо хуже.

Конечно могло! Если бы кто-то не просрал мои миллионы!

— К счастью, я отдала деньги Алисе. Ей на открытие бизнеса надо.

Серьезно?! Вот так просто отдать кучу бабла какой-то левой бабе? Вдруг не отдаст? Мила точно из ума выжила! Я бы вот даже тысячу хрен бы дала кому-то из своих подруг, а тут целое состояние! Боже, какая же она дура. А Алиса — сука.

От этого имени меня простреливает до самых пяток. Опять эта тварь пучеглазая мне все карты спутала! Ненавижу!

Боясь, что меня разорвет, если неаккуратно шевельнусь, выдыхаю:

— Повезло тебе с ней.

Я искренне, от всей души желаю Алисе сдохнуть где-нибудь в подворотне. Чтобы на нее вышел кто-нибудь похуже Тоши и отмудохал так, чтобы места живого не осталось. Может, попросить об одолжении? Пусть проучит, чтобы больше не смогла так гадко улыбаться и вредить мне.

Не вариант. У меня денег на это нет! Я бомж! И все из-за излишней доброты Милкиного сердца.

— Повезло, — слабо улыбаясь, соглашается она, — я вообще благодарна судьбе.

— За что? Тебя же обокрали.

И меня заодно…

— В такие моменты, Зай, надо говорить: спасибо, что забрал деньгами.

Я не понимаю ее философских изречений. Мне, собственно говоря, глубоко плевать и на философию, и на психологию с педагогикой. Я просто хочу получить то, зачем приехала. Устроиться хорошо в этом прекрасном городе, и быть счастливой. А вот такие доморощенные философы мне все портят!

Но ничего. Посмотрим еще кто кого!

Я так просто свою мечту никому отдавать не собираюсь! Не дождутся!

Пора переходить к следующим пунктам плана.

Глава 9

Мила

Мне так грустно, что хочется забиться в уголок и тихо рисовать пальцем цветочки на обоях.

Я не убиваюсь из-за денег — здоровье, голова, руки-ноги есть, заработаю еще, но все это настолько мерзко, что не передать словами. Я впервые почувствовала, каково это, когда личные границы жестоко нарушают, и привычная безопасность рассыпается карточным домиком.

Скажем так…это очень сильно деморализует и выбивает землю из-под ног.

Живешь себе, живешь, никому не мешаешь, копаешься тихонько в своей песочнице, чего-то достигаешь, где-то обламываешься, но идешь дальше. И тут Хрясь! Появляется кто-то, кому плевать на все твои

дела, кто готов перешагнуть и забрать у тебя что-то, только потому что ему этого хочется. И это очень-очень-очень…нет слов.

Кажется, я словила экзистенциальный кризис.

Мы сидим в гостиной перед телевизором. Зайка переключает каналы, я тупо пялюсь на прыгающую картинку и ни фига не понимаю. У меня в голове свое кино. Я раз за разом прокручиваю тот момент, как меня сбивает с ног придурок на скутере, а потом уезжает. И все, что я могу это беспомощно смотреть в удаляющуюся спину.

Это наваждение. Мне больно дышать. И я едва могу дождаться, когда Вадим приходит домой.

— Ну тише, тише, — он гладит меня по голове, когда я со всех ног бросаюсь к нему и обнимаю, уткнувшись носом в широкую грудь, — не плачь.

Какое там не плачь!

Я рыдаю!

Весь день кое-как держалась, не позволяя себе окончательно раскиснуть, а увидела мужа и разревелась, как слабачка.

— Успокойся!

— Не могу! Я так растерялась, когда этот ублюдок на меня налетел…

— Мил, да кто угодно растерялся бы.

— Надо было его как-то остановить…

— Глупости не говори. Еще не хватало, чтобы моя жена лезла в драку со отребьем всяким. О такое говно мараться не стоит. Да, Зай?

В дверях стоит племянница и внимательно слушает, о чем мы говорим:

— Наверное, — отвечает неуверенно.

— Не наверно, а точно, — потом снова обращается ко мне, — Мил, неприятно, но не смертельно. Не плачь.

— Меня обокрали, — грустно напоминаю, — в сумке был паспорт, права…

— По поводу документов не переживай — я уже напряг людей. Завтра съездишь кое-куда и тебе все сделают без очередей и проволочек.

— Ключи…

— Завтра днем придут менять замки.

— Телефон…

— Сейчас купим новый. Еще лучше. И сумку. И что-нибудь еще, чтобы моя девочка больше не грустила, — целует в нос.

— Там еще была карта, но ее сразу выпотрошили.

— Деньги…ну считай, что ты пожертвовала их на нужды моральных уродов, которым ничего хорошего в жизни не светит. Пусть подавятся, — жмет плечами, а потом обращается к Зайке, — мелочь, прости, но на этот вечер ты остаешься одна. Нам с Милой надо уйти.

Она поднимает на нас растерянный и какой-то совершенно несчастный взгляд:

— Как…куда?

— Прогуляться, — обнимает меня еще крепче и ласково ведет кончиками пальцев по моей щеке, — в «Мистери».

— Ты забронировал столик?

— Да. Тот самый у окна.

Это наше любимое место. Небольшое кафе в центре, но не на шумной улице, а немного позади, на второй линии. Там самый вкусный ежевичный пирог и кофе по авторскому рецепту.

Мне неудобно перед племянницей. Я ее сегодня уже один раз подвела в парке, но… Можно, я завтра снова стану сильной и продолжу думать о других, а сегодня просто побуду маленькой девочкой, мечтающей спрятаться в надежных объятиях?